Семена прошлого
Шрифт:
— УБИРАЙСЯ! — заорал Барт. — Это ваша вина, что они не приехали: твоя и человека, с которым ты спишь!
Я была поражена, побеждена. Я повернулась, чтобы идти прочь — и споткнулась. А вдруг Джоэл в самом деле такой, каким его считают Крис и Барт, а то, что сказал Барт — это есть правда? Безвредный старик Джоэл, который вернулся доживать свои дни в родном доме, возле единственного человека, который его любит и уважает.
СЕ НАМ РОЖДЕН
Рождество минуло. Я свернулась калачиком возле Криса, который всегда быстро погружался в сон; я же вертелась, думала, изнывала от бессонницы и не могла найти покоя. Позади меня блестела рубиновым глазом голова огромного лебедя. Я слышала глубокие, низкие тоны боя дедовских часов, которые в конце нашего коридора пробили три. Несколько минут тому назад я проводила глазами красную машину Барта, которая помчалась к ближайшему кабаку, где, без сомнения, Барт утопит свои печали в алкоголе и успокоится в постели какой-нибудь шлюхи. Не однажды уже он возвращался домой, благоухая ликером и дешевыми духами.
Проходил час за часом — я ждала возвращения Барта. Мое воображение рисовало мне всевозможные ужасы. В ночь, подобную этой, алкоголь в дороге может оказаться опаснее, чем мышьяк.
Я не могла лежать здесь и ничего не делать. Я вскочила, заботливо прикрыла одеялом Криса, обвила его тяжелые, сильные руки вокруг подушки, которую предназначила ему вместо себя — он сейчас же поверил подлогу и обнял подушку покрепче. Я поцеловала его спящего и пошла в крыло Барта, чтобы ждать его там.
Было почти пять часов утра, холодного снежного утра, когда я услышала, как подъехала машина. Я свернулась на белой софе с красно-черными подушками за спиной и туго завернулась в халат.
Успев чуть подремать, я услышала, наконец, его пьяные, заплетающиеся шаги на лестнице, потом он шел, натыкаясь на мебель, почти так, как это было в его детстве.
Он исполнял свои хозяйские обязанности: смотрел, хорошо ли убраны комнаты, чтобы в противном случае сделать выговор прислуге. Ни одна газета не должна оставаться на виду, все журналы должны быть сложены в аккуратные стопки. Ни одна вещь не должна валяться на диване, висеть на наружных вешалках или на спинке стула.
Наконец, Барт вступил в свою комнату, включив свет. Некоторое время он раскачивался из стороны в сторону, обретая равновесие, потом заметил меня, сидящую в сумерках в дальнем углу. Я разожгла камин, и он весело трещал поленьями. Блики пламени плясали на белых стенах, создавая розово-оранжевую феерию.
— Мама, какого черта? Разве не сказал я тебе, чтобы ты оставалась в своем крыле дома?
Но я видела ясно, что он, даже в таком состоянии, рад видеть меня.
Он неуверенно взял курс на кресло, дошел и упал в него, закрыв глаза, омраченные черными тенями. Я встала, чтобы помассировать ему шею. Пока я работала руками, он спрятал лицо в ладони и напряг шею, будто ощущал боль. Затем он вздохнул, откинулся назад и туманным взором посмотрел мне в глаза.
— Не надо было напиваться, — непослушным языком пробормотал он, вздыхая. Я села возле него.
— Я после этого всегда совершаю глупости, а потом чувствую себя больным. Глупо, потому что ликер всегда лишь усугубляет мои проблемы. Мама, почему я такой? Я не могу даже напиться до забытья. Я всегда чересчур чувствителен. Я случайно подслушал, что Джори мастерит тот чудесный клипер в подарок мне, и загорелся от радости. Никто еще не проводил месяцы подряд над подарком для меня… Но клипер оказался сломанным. Джори так старался, он превозмогал боль, чтобы сделать этот подарок… и в результате он оказался в мусорном ведре.
Барт говорил так взволнованно, искренне… и я пыталась, всеми силами пыталась уверить его в своей любви. Не важно, что он был пьян — в эти минуты он трогал меня своей добротой, своей способностью любить.
— Милый, Джори сделает для тебя еще один, говорила я, не вполне уверенная, что Джори захочет.
— Нет, мама, я больше не хочу. Что-нибудь случится и с другим. Просто это какой-то рок навис над моей жизнью. Жизнь всегда забирает у меня то, что я люблю или хочу. Впереди у меня нет ни счастья, ни любви. Мне никогда не достичь своего «заветного желания», как я говорил в детстве. Разве не были мои тогдашние мечты детскими и глупыми? Не удивительно, что все испытывали ко мне жалость: так сильно мне хотелось невозможного. Я всегда слишком сильно и много хочу. Я никогда не могу удовлетвориться. Ты и твой любимый дарили и давали мне все, чего бы я ни захотел, и даже то, о чем я не просил, но я никогда не был счастлив. Поэтому я решил никого не любить больше, ничего не хотеть. Я понял: рождественский бал не принес бы мне удовольствия, если бы даже гости приехали. Я бы не смог поразить их воображение. А в результате я был бы обречен на очередной неуспех, как безуспешны были все вечера, которые вы устраивали для меня.
И все же я заставил себя обмануться и поверить, что если бы этот вечер удался, то и вся моя жизнь изменилась бы к лучшему. — Ликер развязал Барту язык, и он говорил со мной так откровенно, как никогда раньше.
— Глупо, правда? — продолжал он. — Все глупо. Синди права, когда называет меня шутом и идиотом. Я смотрю на себя в зеркало и вижу красивого мужчину, похожего на моего отца, которого, как ты мне говорила, ты любила больше других мужчин. Но я вижу, что внутренне я не красив, нет: душа моя темнее самого греха. Утром я просыпаюсь, вдыхаю свежий утренний воздух, вижу капли росы, сверкающие на розах, или вижу зимнее солнце, сверкающий снег и думаю о том, что жизнь, может быть, все же даст мне шанс. Я так надеюсь, что однажды увижу себя — такого, каким я должен быть, таким, каким я смогу себя любить. И вот поэтому, уже давно, я решил сделать это Рождество счастливейшим в нашей жизни. Не только для Джори, который заслуживает этого, но и для тебя, и для себя. Ты ведь думаешь, что я не люблю Джори, а я люблю его.
Он опустил голову на руки и тяжело вздохнул:
— Нет, пришло время сознаться, мама. Я иногда ненавижу Джори, да, это отрицать нельзя. К Синди у меня вообще нет никакой любви. Всю свою жизнь она только и делала, что отнимала у меня то, что принадлежит мне. А она чужая нам, чужая. Джори всегда перепадала большая часть твоей любви. Меня никогда никто не любил сильно. Я так надеялся, что Мелоди отдаст свою любовь мне. А теперь я понял, что ей просто нужен был кто-то взамен Джори. Любой мужчина, подходящий по социальному уровню и желающий ее, годился бы для этой роли. Вот почему я теперь ненавижу и ее, как ненавижу Синди.
Он отнял руки от лица; взгляд его темных глаз был необыкновенно горек. Огонь камина отражался в них, и от этого они походили на пылающие угли. Алкоголь делал его дыхание прерывистым. Мое сердце зашлось от горестного сочувствия. Я встала, обошла его кресло и скользнула руками по его шее.
— Барт, я не спала сегодняшнюю ночь, ждала, когда ты вернешься домой. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь тебе? Никто из семьи не испытывает к тебе ненависти, поверь. Даже Синди. Ты часто разочаровываешь нас, но мы не желаем отталкивать тебя.