Семейный пикник

Ролле Элизабет

Большой двухэтажный особняк Карлайлов внешне ни­чем не отличался от других домов этого фешенебельного квартала, но внутри был обставлен с роскошью, которой только хороший вкус хозяина — или хозяйки — мешал превратиться в чрезмерную. Бэрридж бывал в этом доме при Роджере — тогда он выглядел иначе.

— Пойдемте, я познакомлю вас с моей женой, — сказал Патрик, искоса посмотрев на Бэрриджа.

Навстречу им поднялась необычайно красивая, высокая темноволосая молодая женщина.

"В театре она играла бы в античных трагедиях и непре­менно царицу — в ее красоте есть нечто царственное”, — ре­шил Бэрридж.

Вскоре Патрик сказал, что ему надо позвонить, и вышел, оставив их вдвоем.

Разговаривая с леди Камиллой, Бэрридж подумал, что эта женщина была бы прекрасной парой для Роджера, представить же ее рядом с Патриком, хотя он толь­ко что видел их вместе, ему почему-то не удавалось. С неяс­ным сожалением он вспомнил рыжеволосую девушку с задорной улыбкой, которую видел на фотографии.

Когда Патрик вернулся, Камилла заявила, что ей надо отдать кое-какие распоряжения прислуге, чтобы подготовить­ся к вечернему приему гостей, и в свою очередь покинула их.

Патрик старался продолжить легкий, непринужденный разговор, начатый женой, но ему это не удавалось, напускное оживление постепенно сменилось крайней рассеянностью, несколько раз он останавливался на середине фразы, а потом, опомнившись, продолжал порой без всякой связи с предыду­щим.

Был момент, когда Бэрриджу показалось, что Патрик хочет сказать нечто важное, но он так и не решился.

Около трех часов Бэрридж прошел в приготовленную для него комнату, предварительно выбрав в библиотеке пару книг, чтобы чем-то занять себя до шести, однако, прочитав десяток страниц, обнаружил, что его мысли тянутся к иному предмету. Бэрридж был человеком наблюдательным и склонным к логическому анализу; хотя он был хирургом, и хирур­гом довольно известным, его интересовала психология, и он часто задавался вопросом, почему он — или она — ведут себя так, а не иначе. Это своего рода любопытство, являвшееся свойством натуры, не заходило настолько далеко, чтобы пред­принимать какие-либо специальные действия для его удовлет­ворения, поскольку, кроме того, он, считая, предосудитель­ным вмешиваться в чужие дела, знал,что его мысленные логи­ческие построения никого не задевали, и занимался ими с чист­ой совестью. Со вчерашнего дня, когда позвонил Патрик и по­просил приехать, в распоряжении Бэрриджа оказалось достаточно разных странностей, которые занимали его гораздо больше самого увлекательного сюжета.

Первыми приехали Мортиссы. И Джоан, и Сирил держались так, словно никаких разногласий между ними и хозяином дома не существовало; очевидно, за минувшее время им уже доводилось встречаться и прошлые недоразумения были либо улажены, либо со взаимного согласия преданы забвению. Сле­дующий гость явился для Бэрриджа неожиданностью — пере­числяя, кто придет, Патрик не упомянул Альберта Ли. Удиви­ла Бэрриджа и реакция сидевшего рядом с ним Патрика: когда Ли вошел в гостиную, тот вздрогнул, словно появление этого человека и для него оказалось неожиданностью, причем неприятной, и это выглядело совсем уж странно, если учесть, что гостей приглашал он сам. Или Ли пригласил кто-то другой? Патрик старался держаться спокойно и непринужден­но, словно они собрались на самую обычную вечеринку, од­нако Бэрридж чувствовал в нем внутреннюю напряженность, особенно после прихода Ли. Патрик представил Ли Мортиссам и Камилле, из чего Бэрридж заключил, что тот был в доме Карлайлов впервые, после чего Ли расположился возле камина. Камилла сидела на софе, Мортиссы — на диване у двери на балкон. Патрик прохаживался по гостиной и, оказавшись рядом с креслом Ли, тихо спросил:

— Мистер Уиллис придет позже?

— Уиллис? О ком вы говорите? — вопросом на вопрос ответил Ли, подняв брови.

На лице Патрика отразилось замешательство.

— Вы же были тогда вместе.

— А, вы имеете в

виду его... — Ли пожал плечами. — Так я его в сущности не знаю. Мы познакомились по дороге, в по­езде. Он уехал из отеля вскоре после вас и больше мы не встречались.

Бэрридж насторожился.

— Кажется, вы мне тогда говорили, что вы оба из Лон­дона, — небрежно заметил он.

— Возможно, мистер Уиллис при знакомстве обмолвился, что живет в Лондоне. Я уже не помню всех подробностей.

"Он определенно лжет, — подумал Бэрридж. — Судя по тому, как они держались друг с другом, они были давно и хорошо знакомы".

Когда Патрик отошел, Бэрридж перехватил взгляд, которым Ли проводил его, — смесь откровенной неприязни и презрения.

Двадцать минут седьмого в ворота въехала красная малолитражка Луизы Олбени, вела ее сама Луиза, Фрэнсис Гловер сидел рядом. Патрик спустился встретить их. Через открытую дверь гостиной было видно, как все трое поднимаются по ле­стнице, впереди Луиза, мужчины за ней. На последних ступеньках Гловер по-дружески положил руку на плечо Патрика и сказал:

— Зайдем в кабинет, я хочу с вами поговорить.

Патрик нервно дернулся (он старался взять себя в руки, но было заметно, что нервы его на пределе) и после секундно­го колебания кивнул и направился к кабинету. Входившая в гостиную Луиза обернулась с недовольной гримасой, но муж­чины уже ушли.

Только сейчас Бэрридж в полной мере оценил умение леди Камиллы превосходно держаться в любой ситуации. Уход мужа поставил ее в затруднительное положение: из пяти оставленных на ее попечение гостей с двоими - Ли и Бэрриджем — она была практически незнакома, а Луиза, как стало ясно после первых же фраз, которыми они обменялись, отно­силась к ней с откровенной неприязнью. Невозмутимое спо­койствие леди Камиллы, полностью игнорировавшей ее вызывающий тон, еще больше злило Луизу. Мортис­сы тихо беседовали в углу гостиной. Ли, похоже, нервничал и, подобно Патрику, пытался это скрыть, с преувеличенным интересом поддерживая любую тему, затронутую хозяйкой дома.

Расположившись рядом с Бэрриджем в кресле, где до это­го сидел Патрик, Луиза заявила, что хочет пить, и попросила какого-нибудь сока — лакей принес апельсиновый сок в бокалах с тонким рисунком в китайском стиле. Когда он прохо­дил мимо, Луиза взяла с подноса один бокал и сразу весь вы­пила. Лакей поставил остальные бокалы на маленький круглый столик и, возвращаясь, взял пустой бокал Луизы, которая посмотрела на свои часики, а затем, с нетерпением, на закрытую дверь гостиной. Джоан спросила у Камиллы, зачем они собрались, и та ответила, что этот вопрос следует задать мисс Олбени.

— Вам придется подождать. — Луиза обвела взглядом присутствующих. — Здесь пока не все собрались.

Джоан попросила мужа подать ей сок. Сирил взял два бокала — второй себе — и спросил Камиллу, не дать ли бокал и ей. Камилла отказалась, затем встала с софы и прошла в столовую. Мортиссу захотелось курить, но Джоан не любила запаха дыма, и он, вынув сигарету, вышел на балкон. Минут через двадцать после прибытия Луизы и Гловера Патрик с Фрэн­сисом вошли в гостиную. Луиза в это время брала второй бокал.

— Дорогая, ты, наверно, замерзла, — заботливо сказал Гловер, бросив взгляд на приоткрытую дверь балкона, где курил Сирил. — Я принесу из машины твою шаль. — И он быстро сбежал вниз по лестнице.

Дверь гостиной осталась открытой.

— Мне вовсе не холодно, — раздраженно заявила Луиза, однако Гловер ее уже не слышал.

Леди Камилла вернулась и села на прежнее место.

— Как идут дела вашей фирмы? — рассеянно спросил Патрик у Джоан.

— Об этом надо спрашивать Сирила, я в коммерции разбираюсь столь же плохо, как и в фармакологии.