Семейный пикник

Ролле Элизабет

Бэрридж настоял на том, чтобы сделать Патрику укол, и воспользовался самым сильным успокаивающим средст­вом, какое оказалось в его распоряжении, однако Патрик, увидев в окно направлявшуюся за телом группу, сорвался с места и заявил, что тоже пойдет. Бэрридж загородил собой дверь и решительно сказал, что не выпустит его из номера.

Он не мог допустить, чтобы Патрик исполнил свое намерение, так как прекрасно понимал, что вид тела, упавшего с высоты в тридцать ярдов, может трагически повлиять на психику мо­лодого человека. Мгновение Патрик смотрел на него беше­ным взглядом,

словно готов был идти напролом, а потом вдруг обмяк, спотыкаясь, доплелся до дивана и рухнул на него, как подкошенный. Бэрридж попытался заговорить с ним, но Патрик никак не реагировал. Больше всего Бэрриджу не нравились глаза Патрика; Бэрридж был хирургом, а не психиатром, и испытывал неприятную неуверенность в своих силах, думая о том, что будет, когда тело Роджера доставят в отель.

Постепенно взгляд Патрика начал затуманиваться, потом глаза его закрылись — укол подействовал. Бэрридж уложил его поудобнее и, хотя знал, что в ближайшие восемь часов тот не проснется, остался в номере. Когда вместе с группой, которая принесла тело Роджера, вернулся Гловер, Бэрридж обсудил с ним сложившуюся ситуацию. Гловер понял с полу­слова и сказал, что берет на себя отправку гроба в Англию, как только будут соблюдены необходимые формальности. Он полностью согласился с Бэрриджем, что необходимо избавить Патрика от зрелища, которое нанесет его психике тя­желый удар, и побыстрее увезти его отсюда.

— Не знаю, как у местных властей принято действовать при подобных несчастных случаях, однако надеюсь, что они не станут нас удерживать, — сказал Бэрридж. — Хотелось бы завтра же увезти Патрика.

Прибывший вместе с полицией врач констатировал, что смерть наступила в результате многочисленных повреждений, полученных при падении с большой высоты. Бэрридж предуп­редил инспектора о состоянии Патрика и попросил обращаться с ним поделикатнее. Выслушав показания Альберта Ли, инспектор заявил, что хотя случившееся не вызывает сомне­ний, он все же должен поговорить с Патриком Карлайлом, как со вторым очевидцем, однако согласился отложить беседу на следующий день.

Утром Бэрридж, который хотел присутствовать при раз­говоре, зашел за Патриком и вместе с ним направился к инс­пектору. На верхней площадке лестницы они увидели Уиллиса.

— Что же вы не пойдете посмотреть? — каким-то странным тоном сказал он Патрику и кивнул на помещение, где лежало тело Роджера. — Взгляните.

Патрик сильно вздрогнул, но ничего не ответил.

Поднимавшийся по лестнице Ли, увидев Патрика с Бэрриджем, опустил глаза и молча прошел мимо, сделав вид, будто не замечает их. Патрик тоже отвернулся и ускорил шаг.

Показания Патрика, полностью совпадающие с тем, что рассказал Альберт Ли, удовлетворили инспектора. Если бы Роджер разбился в присутствии одного Патрика, его показания могли вызвать сомнения, однако свидетельство Ли, человека постороннего и познакомившегося с погибшим лишь накануне вечером, да и то по инициативе самого Роджера, решало дело. Гарольд Уиллис, поскольку он не являлся очевидцем смерти Роджера Карлайла, вообще не заинтересо­вал инспектора.

Было уже совсем поздно, когда в номер Бэрриджа посту­чала Луиза. Она выглядела довольно спокойной, и Бэрридж безуспешно гадал, что кроется за сдержанностью этого хоро­шенького личика: искреннее горе или полное его отсутствие.

— Как все это ужасно! — воскликнула она. — Пойти на прогулку и так нелепо погибнуть... Кстати, какое заключение сделал полицейский врач о причине смерти Роджера?

Вопрос вызвал у Бэрриджа недоумение: обсуждать при­чину смерти человека, упавшего с высоты в тридцать ярдов, казалось излишним. Так он ей и сказал.

— Да, конечно, Роджер разбился, это ясно. — Луиза криво усмехнулась. — Просто мне хотелось узнать, что в таких случаях пишут в официальных документах. Может быть, это глупо. Извините за беспокойство, мистер Бэрридж.

Через четверть часа Бэрридж заглянул к Патрику, кото­рый с безучастным видом лежал на диване.

— Патрик, погуляйте с Ником, — сказал Бэрридж, стре­мясь чем-нибудь занять его. — Я тоже пойду с вами.

Патрик машинально взял поводок и направился к двери, он двигался с таким видом, словно временами не совсем отчетливо представлял, что делает. В холле им повстречался Гловер; пока Бэрридж с ним разговаривал, Патрик с собакой вышел из отеля, и вскоре до Бэрриджа донесся его истерический крик:

— Теперь можете жениться и спать с ее деньгами!

Вместе с Гловером Бэрридж выбежал наружу: Патрик разговаривал, хотя это едва ли можно было назвать разгово­ром, с молодым мужчиной, рядом с которым стояла краси­вая темноволосая девушка. Мужчина, судя по его виду, тоже был настроен весьма агрессивно и даже сжимал кулаки, но между ним и Патриком, угрожающе оскалившись, стоял сенбернар.

— Ник, сидеть! — крикнул Бэрридж.

Пес подрагивал от возбуждения и глухо рычал. Бэрридж, опасаясь, что тот бросится на незнакомца, схватил сенбернара за ошейник. Пес зарычал еще громче, но Патрик не обращал на разъяренную собаку никакого внимания. Положение спас Гловер.

— Доброе утро, мисс Уинд, - спокойно сказал он.
– Вот уж не ожидал вас здесь встретить. Что случилось?

— Мистер Карлайл позволил себе лишнее, — ответила Джоан ледяным тоном. — Разумеется, сейчас ему многое мож­но извинить, но все же у него нет никакого права оскорб­лять меня и моего жениха. Мистер Мортисс, - представила она своего спутника.

— Кажется, я вас здесь уже видел, — заметил Гловер.

— Собственно, я пришел забрать свои вещи, - сказал Мортисс.
– Переселяюсь в другой отель, где остановилась Джоан.

— Не терпится! — зло бросил Патрик. — Дождались, на­конец.

— Замолчите! — оборвала его Джоан. — Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?! В конце концов, я тоже могу сказать, что теперь вы получите все деньги Роджера и у вас не будет нужды выпрашивать их.

— Мисс Уинд! — укоризненно сказал Гловер.

— Он сам виноват! — вспыхнула Джоан. — Вы еще не все слышали, что он тут кричал. Будто мы виноваты в том, что Роджер погиб.

— Нет! — Патрик поднял руку, словно защищаясь от чего-то, и попятился. — Нет, нет, я этого не говорил!