Семейный портрет с колдуном
Шрифт:
Всё же, правда в словах леди Нэн была. В этом замке жила, по крайней мере, одна девочка. Сомневаюсь, что в детстве графу нравилось играть в куклы.
В сундуке я обнаружила смешного тряпичного заяйца, здесь валялись камешки, ленточки и коробочки – всё то блестящее и хорошенькое, что так любят девочки. Что-то зашуршало под моей рукой, и я вытащила на свет письмо – сложенный пополам лист бумаги, тонкий, растрепанный по краям. Письмо лежало у стены сундука, провалившись до самого дна.
Я развернула его и прочла несколько строк, написанных
«Дорогой Джиль! Прости, что исчезла так внезапно, но на это были причины, о которых ты сам, наверное, давно уже догадался. Я не могла написать раньше, боялась, что письмо перехватят. Но я думала о тебе каждый день, и очень переживала, что ты волнуешься. У меня всё хорошо, не беспокойся. Как дела у тебя? Дай мне немного времени, и я обещаю, что мы всегда будем вместе…», - это было любовное письмо. Любовное письмо колдуну от неизвестной женщины.
Листок задрожал в моей руке, и я на секунду закрыла глаза, пытаясь дышать ровно, потому что грудь сдавило. Силы небесные! И почему я так разволновалась из-за какого-то письма? Какое мне дело, с кем колдун заводил интрижки?
Но письмо было старым, и не похоже, что им очень уж дорожили – иначе не сунули бы в сундук с детским хламом.
Умнее было бы отправить письмо туда же, где оно обнаружилось, но какая-то неведомая сила заставила меня дочитать:
«…всегда будем вместе. Ты спросишь, почему я всё же решилась тебе написать? Да потому что, милый Джиль, не могу молчать о своей радости. Три месяца назад я родила чудную девочку. Ты должен увидеть её. Она – само совершенство! Настоящий ангелочек!», - мне снова потребовалось время, чтобы отдышаться.
Ребенок? Конечно, не удивительно, что у такого развратника, как граф, есть дети. Скорее всего – внебрачные. И скорее всего, у него не один ребенок. Получил письмо от любовницы – и засунул в сундук, как ненужную вещь. А вдруг…
Я посмотрела на игрушки в сундуке другими глазами.
Вдруг это всё – игрушки дочери графа Майсгрейва? Но он не женат… И леди Икения не говорила, что ей известно о детях колдуна… Аселин является наследником второй очереди…
Что-то не складывалось, и я поставила светильник на пол, схватила письмо двумя руками и дочитала до конца:
«И это не мои слова. Так сказала матушка Б., когда увидела её. Бернар от малышки не отходит, а она узнаёт его и улыбается. Ах, Джиль, я была бы полностью, совершенно счастлива, если бы знала, что у тебя всё хорошо. Дай мне время, дорогой, дай мне время, и я заберу тебя. Мы уедем, и никогда больше не расстанемся».
Подписи на письме не было, зато стояла дата.
Двадцать три года назад… август…
Я положила письмо в сундук, хмуря брови и производя в уме нехитрые арифметические действия. Двадцать три года назад Вирджилю Майсгрейву было десять лет. Не слишком ли рано для любовного письма?
Это была ещё одна загадка, у которой не было ответа. Сколько же тайн в этом замке, у этого человека?..
Закрыв крышку сундука, я потянулась к картине и перевернула её, чтобы посмотреть, что на ней нарисовано.
На картине был мальчик – со светлыми прозрачными глазами, с темными локонами до плеч, в светлом парадном камзольчике и при шпаге. Мальчуган улыбался, и у него были очень знакомые ямочки на щеках…
Вирджиль Майсгрейв!..
За его спиной стояла женщина в темном платье. Она положила руку на плечо будущему королевскому колдуну и тоже улыбалась. А лицо женщины…
Она была похожа на меня. Вернее, это я была похожа на неё…
Я уронила картину и вскочила, отпрыгнув, как от ядовитой змеи. Но картина не превратилась в ядовитых гадов, и колдун с портрета не расхохотался, глядя на меня. Я видела то, что видела – добродушного мальчугана и ласково улыбающуюся женщину. Я видела себя? Неужели, это – я?..
Немного успокоившись, я осмотрела двойной портрет самым внимательным образом – нет ли каких-то надписей, пояснявших, кто на нем изображен. Но на картине не было даже даты. Подумав, я поставила портрет так же, как он стоял до меня.
На портрете тоже не было пыли, и я не сомневалась, что и его, и сундук перенесли сюда недавно. Например, вчера, когда в замке появилась я. Мне не следовало видеть всё это. Но почему? Не потому ли, что я – та самая «чудная девочка», родившаяся двадцать три года назад? А женщина с портрета вполне могла быть моей матерью…
Только с чего бы моей матери позировать вместе с Вирджилем Майсгрейвом?..
Лишь если…
Мне стало дурно, и я вынуждена была опереться о стену, чтобы прийти в себя.
Лишь если эта женщина – родственница Вирджиля Майсгрейва. Его мать. Тогда я… Тогда я – его сестра?
Нет, нет… просто быть не может…
Схватив светильник, я побежала по коридору, к потайной двери, скрытой за статуей горгульи.
Рука сама нашарила справа третий камень в стенной кладке, нажала – и дверь открылась, пропуская меня в коридор. Я выскочила из хода и несколько раз дунула на фитиль светильника, пытаясь его погасить.
Если Вирджиль Майсгрейв – мой брат, то как объяснить его поведение, когда он целовал меня, когда женился на мне? Я уже убедилась, что колдун – развратник. Но не настолько ведь, чтобы желать собственную сестру?!.
Так, спокойно, Эмили.
Я прислонилась спиной к стене, собираясь с мыслями.
Мы с ним совсем не похожи. И та женщина не называла в письме колдуна сыном. Но почему они вместе?..
А вдруг… Новая безумная мысль заставила меня испугаться ещё сильнее, чем когда я предположила, что состою в родстве с графом Майсгрейвом.
Вдруг та женщина на портрете – это я сама?..
Королева Гвендолин в свои пятьдесят пять выглядит на двадцать пять. Вдруг и я заколдована, как она? И мои родители – действительно, лорд и леди Валентайн… Только состарились раньше своей дочери…