Семейный заговор
Шрифт:
— Из какого материала сделаны стены комнат, сэр? — не выдержал Буш.
— Из каменных плит, — ответил Пейкфилд.
— Можете сказать, какой это камень?
— Нет, я…
— Это известняк, приятель, — вставил Арчер. — Уж это-то я знаю. Причем застройка старая. Если это действительно подвал, то дом не может быть новым. Именно поэтому мне пришло в голову еще вот что. Я заметил, что вода в туалете и раковине уходила быстро и без проблем. Такой хороший сток в подвале возможен, если дом стоит, например, на склоне холма.
— Наверно, стоит рассказать еще об одном, — предложил Пейкфилд. — Вы просили говорить обо всем, что удастся вспомнить, а это как раз относится к разряду незначительных подробностей, о которых вы спрашивали. Я не
— У вас ее отобрали, сэр? — спросил Буш, прерывая пространные объяснения.
— Да. До того, как мне сделали укол и я потерял сознание, ложка лежала в кармане. Когда я пришел в себя дома, ложки не было.
— То же самое произошло с моим перышком, — рассмеялся Арчер. — Я нашел его на полу в гостиной после того, как мне принесли обед, и припрятал на память в карман. По возвращении домой у меня его тоже не оказалось.
— Что это было за перо, сэр?
— Небольшое перышко с шеи какой-то птицы. В детстве я сам занимался разведением голубей. Но, боюсь, не могу сказать, чье это было перо. К тому же оно все равно исчезло.
— Без сомнения, нас обыскивали после того, как мы теряли сознание, — сказал Пейкфилд. — А, знаете ли, жаль ту ложку. Когда вырастут дети, им небезынтересно было бы иметь такую вещь.
— В ваших показаниях, сэр, — обратился Буш к Пейкфилду, — есть упоминание о каких-то звуках, которые вы слышали через динамик. Вы не могли бы рассказать о них поподробнее?
— Да, конечно. Динамики, естественно, составляли систему двусторонней связи. По нижнему передавалась записанная на пленку музыка. Она не прекращалась весь день и ранним вечером. Верхний динамик большую часть времени молчал и включался извне. Сначала слышался щелчок, и через несколько секунд начинал говорить мужской голос — всегда только мужской. И вот однажды произошло следующее. Мужчина передавал обычные инструкции о том, что скоро принесут обед и я должен выйти в спальню, но вдруг случилась заминка. Он замолчал, и я услышал его сердитый… нет, скорее раздраженный, возглас. Такой, как если бы он отмахивался от осы. В этот момент послышалось какое-то звяканье и одновременно с ним резкий прерывистый шум. Затем все прекратилось, и он продолжил говорить.
— Как бы вы могли это объяснить, сэр?
— Ну… Я бы сказал, что он случайно опрокинул на пол большую стопку бумаг и небольшой стеклянный предмет. То, что могло оказаться на полке или столе.
— Первоначально вы сказали, что звяканье было похоже на звук колокольчика.
— В какой-то мере действительно похоже.
— Кто-нибудь из вас слышал еще какие-нибудь странные звуки? Не только в динамике. Может быть, шум автострады или пролетающего самолета?
Они оба отрицательно покачали головой. Затем Арчер заметил:
— Обеды всегда были с пылу с жару, а блюда приносили на открытом подносе, так что кухня была где-то поблизости.
— У вас не осталось воспоминаний о дороге к месту заключения и обратно?
О переездах никто из них ничего не помнил. На постельном белье и других предметах в помещении, где их содержали, не было никаких меток или бирок изготовителя. К столу подавались чистые белые салфетки.
После ухода посетителей Буш прослушал плёнку с записью беседы. Как он и ожидал, ничего существенно нового в их показаниях не обнаружилось. Разочарования, однако, он не испытывал. В его работе приходилось сдерживать любые эмоции. Не допускалось ни радости, ни печали, только работа, планомерная
Он поднялся и начал медленно расхаживать по комнате. Все предвещало долгое, изнурительное расследование. Вероятно, преступником использовался крытый фургон — на угнанных машинах далеко не уедешь. Придется взяться за карту местности и замеры времени. Торговец скрывался к северу от Саутгемптона и к юго-востоку от Хай-Уикома. Большого значения это не имело. Прямой дорогой преступник никогда не воспользуется, — он будет зависеть от места, времени и расстояния. Тивертон находился в Девоне, а Кроуборо — в Суссексе, добрых двести миль друг от друга.
Думая о перышке, Буш налил себе вина. Когда оно залетело в открытую дверь? Когда приносили еду? А может быть, занесено в комнату на грязной подошве? С кухни? Теперь редко кто ощипывает птицу на кухне. Но если так, то должно быть подсобное хозяйство. Совершенно естественно, что похититель перед освобождением заложников производил обыск. То, что он забрал ложку, само собой разумеется. Но перо!.. Зачем ему понадобилось забирать перо? Из принципа? Заложники должны быть освобождены в том же виде, в каком он их похитил? С ложкой все ясно. Она заметно помогла бы расследованию. Но при чем здесь перо, небольшое коричневатое перышко длиной чуть больше дюйма? Может, он не обратил бы на него внимания, если бы перо ничего не значило? Изъятие пера свидетельствует о нежелании преступника, чтобы оно попало в распоряжение следствия. Значит, можно предположить, что он либо проявил приверженность своим принципам, либо посчитал, что это перо в руках опытного орнитолога могло приобрести существенное значение… А где он умудрился достать хлорпромезатин? Внезапно промелькнула мысль: если то перо принадлежало курице, утке или индейке, то вряд ли его потеря что-нибудь изменяла. Но окажись та птица редкой и необычной, ситуация меняется.
Глава 3
Три ночи подряд мисс Рейнберд спала без сновидений, на четвертую ночь Хэриет вернулась. Утром следующего дня, подкармливая разноцветную братию диких пернатых, которые облюбовали небольшое озеро на территории Рид-Корта, мисс Рейнберд решила послать за мадам Бланш. В глубине души она все еще скептически относилась к тому, что мадам Бланш могла ей как-то помочь, но убедила себя согласиться на эксперимент. Чего она твердо решила избежать, так это позволить себя оболванить и превратиться в источник легкой наживы для мошенницы.
Мадам Бланш приехала в тот же вечер к шести часам, и Ситон проводил ее в гостиную. Окна уже были зашторены на ночь, на небольшом столике стоял графин с хересом и тарелка с бисквитами. Мисс Рейнберд отметила, что на этот раз мадам Бланш одета менее официально, чем в свой первый визит. На ней было темно-фиолетовое платье, туфли в тон ему и бусы из крупного искусственного жемчуга, закрученные вокруг шеи и спадающие на пышную грудь. Мисс Рейнберд уже сообщила ей по телефону, что сновидения возобновились, но ничего не рассказала об их содержании. Она твердо решила, что ничем не будет помогать этой женщине, во всяком случае не сразу. Сначала она хотела получить реальное подтверждение хотя бы малой толики тех способностей, которые миссис Куксон приписывала мадам Бланш.