Семицветье

Эли Бар-Яалом, мой чудесный друг — тебе!

Без тебя бы не было этих историй.

И снова этот сон… Не мой сон. Хрупкий как иней, зыбкий как мечта, недолговечный, как морозный узор на стекле. Именно так я его ощущаю. Снежный лес расступается, приглашая на поляну. Хрусткая красота зимы дивно искрится под солнцем, но есть нечто, над чем она не властна. Что это за магия?

Брат рассказывает мне — и я вижу все своими глазами. И блестящий снег, и ручей, изумительно прозрачный, и среди редких травинок — темно-красные ягоды на землистых берегах, свободных от зимы. Ягоды? Раньше весны и лета?

И дерево. Единственное дерево на поляне. Огромное. Серебристая кора. Сверкающая крона. Заиндевевшие узкие острые листья — с человеческую ладонь. Из-за дерева выходит девушка. Я смотрю на нее взором брата. Для него она прекрасней всех. Она и впрямь очень красива. Тонкие черты, лицо нежное, как цветочный лепесток, волосы цвета спелого каштана короной уложены на изящной голове. Полупрозрачное синее покрывало окутывает девушку с головы до ног, легкое и переливчатое, словно сотканное из темного неба и зимнего ветра.

Глаза закрыты. Длинные-длинные ресницы. Вот они дрогнули… Ее глаза — глубокие как сон, печальные как лед. И как печаль синие.… И одинокая прозрачная слезинка медленно стекает по бледной щеке…

Брат замолчал, и я глотнула настойки белоцвета, чтобы погасить эликсир чужого зрения. Теперь я вновь видела реальность — моя похожая на цветник комната с дощатыми стенами, стол, накрытый вязаной свежей скатертью, а за столом, напротив меня, — брат Арно, грустный-прегрустный. Я снова стала собой — деревенской травницей Майри, немножко волшебницей, а так, впрочем, вполне обычной девушкой, сейчас в расстройстве ломающей голову — как же помочь брату?

— Это ведь не просто сон, правда, Май? — спрашивал он меня.

Я покачала головой.

— Нет, Ар. Этот сон не простой.

Я люблю брата и горжусь им. Ни принцем из сказки, ни доблестным рыцарем, ни даже сказителем с медовыми устами он никогда не был. Простой трактирщик. Дело это унаследовал от отца, покинувшего нас два года назад. И все-таки мне есть чем гордиться — такого доброго человека редко встретишь. Такого щедрого и совестливого. Постояльцев он принимает как дорогих друзей. И очень хорошая идет о нем слава.

Мы разные с Арно, он светловолосый крепыш, кровь с молоком, я же тощая, длинные волосы черны, непослушны, в какую косу ни заплетай, толку мало — недаром меня все ведьмой кличут. Только я не ведьма. Я травница. Ну и нравом мы с братом совсем не схожи. Правда, нам это ничуть не мешает.

Арно снова заговорил о своем. Видел он этот сон не раз и не два. И просыпался в тоске — хоть плачь! Влюбился в синеглазую не на шутку.

Я смотрела на брата и думала. Можно бы выпить зелье просветления разума, но мне хотелось самой во всем разобраться. Понять, почувствовать… И к чему-то, может быть, прикоснуться сердцем.

Наш отец не всегда был трактирщиком. Он был странником. Большую часть жизни путешествовал по невиданным землям, да что там — даже по другим мирам. Его рассказы мы с Арно слушали всегда завороженно, хотя о многом он почему-то умалчивал. Но любил вспоминать, как, устав от странствий, искал местечко, где бы осесть, набрел на нашу деревню, и в первый же вечер дочка местного жреца от души накормила его своей стряпней. Готовила мама всегда волшебно. Не потому ли влюбленные и задумали открыть трактир? Как бы то ни было, они не прогадали.

Теперь Арно там хозяин, он часто говорит мне: «Интересно, Май, а не забредет ли к нам сегодня какой-нибудь особенный путник?» Но таких не было пока. А вот что-то особенное стало происходить с самим братом…

Мне отец отдал собранные в путешествиях книги. Их было мало, но все — чудесные. Один том — самый пухлый, самый потрепанный — содержал сокровище: рецепты волшебных зелий. И я влюбилась — в желтые страницы, в картинки, к счастью, не совсем выцветшие, и, конечно же, во все то, о чем рассказывала книга… И это стало моей жизнью.

Тепло сейчас было на душе. И как-то очень легко…

— Отец подарил каждому из нас судьбу, — сказала я. — Любимое дело. Но тебе он оставил еще один подарок. Интересно, почему?

Арно, удивившись моим словам, сунул руку за пазуху и вытащил камень — снежный обсидиан, который носил на серебряной цепочке. Приятно ласкающий кончики пальцев своей гладкостью овальный черный камень. Мы с Арно ахнули — напоминающие хлопья снега белые пятна, причудливо пестрящие на блестящей черноте, сейчас искрились и льдисто переливались, словно превратились в настоящие снежинки. Камень жил и дышал. Камень, который отец принес из другого мира.

У меня почему-то сжалось сердце. Что это значит? Кто-то зовет Арно?

— Можешь оставить его мне на ночь? — спросила я брата.

Он молча кивнул.

Я долго смотрела на обсидиан, сидя на кровати. Мне казалось, что снежинки, нетерпеливо дрожащие в камне, вырвутся сейчас наружу, вырастут и взметнутся снежным вихрем, принесут зиму в наш вечно теплый край… Решившись, я встала, достала из шкафчика отвар редких ягод айрил — в них сильное волшебство, в нашем мире нечасто подобное встретишь. А еще я уверена, что именно их видела во сне на берегу ручья…

Я надела ожерелье с обсидианом, отпила глоток… и полетела в сон.

Или — не в сон?

Зима… Я стою на берегу ручья. И ягоды айрил ало блестят среди тонких стрелок травы. А вокруг — снег. И краски — живые, и воздух — хоть пей, и все во много раз краше, чем во сне.

Мне совсем не холодно, хотя я в полотняной рубашке и короткой юбке — черной, в красную клетку, такие носят у нас многие женщины. И царство белизны не пугает. Я даже очень скоро забываю обо всем, потому что вижу… Огромное. Ветвистое. Сверкающее. Снежное… Древо.