Семнадцатая карта
Шрифт:
— Что вы имеете в виду? — опять спрашивает Камилла Палья.
Молчановский снимает свой желтый велюровый пиджак, и протягивает его со сцены Камилле.
— Наденьте. Наденьте, наденьте!
— Что это? Ковер самолет? — спрашивает она, но все же поднимается с места и берет пиджак Молчановского. Хотя и с опаской.
— Надевайте, — говорит Молчановский. — Секс — это ведь не обязательно садо-мазохим, свингерство, или просто хоровая — слово на е. — Ну, что же вы?
Камилла Палья надевает желтый велюровый пиджак. Александр Генис галантно помогает ей.
— Ну, что вы чувствуете? — спрашивает Молчановский. — Чувствуется?
— А что я могу чувствовать? — пожимает плечами Палья. Но тут же начинает слегка подергивать плечами.
— Что? Как? — спрашивает Александр Генис.
— А вам действительно интересно? — спрашивает Гениса Камилла Палья.
— Да. Очень. Я запишу Ваше осю… Ваше осю… Ваще осю… Да что это со мной? Я имею в виду Ваше ощущение. Я запишу его и предложу потом Нашей Радиостанции Радио Свободы Чечни.
— А при чем тут Чечня?
— Мы свяжем ее со Свободой… осю… осю… осю…
Я имею в виду ощущения. Мы их свяжем.
— С чем?
— С Чечней.
— А при чем тут Чечня, я не понимаю?
— Чечня и Свобода… я имею в виду ощущения. Мы их свяжем. И это будет тема для Передачи.
Камилла Палья прекратила свой допрос. Оттолкнула Александра Гениса и сильней задергала головой и плечами. Она пустилась в темпераментный танец. Покрутилась, покрутилась, упала на землю и забилась в сладострастной истерике.
— Ну, я же говорил, — Молчановский победоносно указал на трепещущую в его желтом пиджаке знаменитую критикессу, — мой пиджак действует не хуже голых жоп Голливуда.
С поднятой вверх рукой режиссер сбегает со сцены и просит Александра Гениса помочь ему снять пиджак с измученной сладострастьем женщины.
Санчасть находится прямо за сценой. Выбегают врачи и уносят изнемогшую даму. Впрочем, врач там был всего один. А это были зековские санитары.
Михалковский начинает разливать уху. Точнее, раскладывает. Это ведь порционные судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой. На сцену опять выбегает кордебалет. Все в ужасе шарахаются. Ведущий говорит, что в антракте хотели показать Голливудский фильм про Трою.
— А переводить-то его надо, — говорит он.
— Не надо! — хором отвечает зал.
— Но как же без перевода?
— Нам не нужен на таких условиях перевод, — сказал парень, похожий на Элтона Джона в молодости. На спине у него надпись:
СЫН ТРУДОВОГО НАРОДА.
Все недоуменно переглядываются.
— Мы-то хотим смотреть кино, а не перевод слушать. Правильно? Какой бы литературный он ни был. Правильно? Вы спросите меня зачем надо так переводить? Я вам отвечу, почему так делается. Этим переводчикам все равно, что переводить. Что НИКО, что ПАРК ЮРСКОГО ПЕРИОДА, что МАТРИЦУ они переводят, как фильм Девчата и Кавказскую Пленницу. Бетховена они переведут, как писк лопаты по стеклу. Это будет изображать музыку.
Все сначала раскрыли рты, потом начали есть судачков, переложенных раковыми шейками и свежей икрой. У кого черной, а у кого красной.
Продолжение Секретных Путешествий
— Это неправда, — говорит повар Ми. — Все происходящее в американских кино неправда.
— По-вашему, какой-нибудь Черномырдин приехавший из Америки, рассказывает правду об этой Америке, а Стивен Спилберг врет?
Кто это сказал? Все переглядываются. Это Элтон Джон с надписью на спине: сын трудового народа. Он добавляет:
— Я думаю, и доказывать не надо, что вы не правы. Ведь за рассказы деньги платят Стивену Спилбергу, а не Черномырдину.
— А… — что-то хотел сказать Ми, но Элтон перебил его.
— А деньги платят только за правдивые рассказы. — Вот это логика, восхищенно подумал я. Молодец!
— Да нет, что вы, я такого Гектора никогда не видела, — сказала Камилла Палья. Она уже немного пришла в себя после сексуального припадка, и ее вывезли из санчасти на инвалидном кресле.
— Председатель Совета из города Кемерово тоже никогда не видел колебаний струны, но это не значит, что добывать уголь — это высоко, а дергать за струны это низко. Правильно?
Народ сначала безмолвствовал, потом Сол тихонько толкнул Акс в бок.
— Товарищ Акс, вы знаете, кто это? — спросил Сол.
— Нет, товарищ Сол, пока еще не догадываюсь, — ответил Акс.
— Думаю, — добавил Сол, — у него нет конкретного ПЛАНА действий.
А парень с надписью на спине: сын трудового народа, продолжал:
— Информация о том, что мы занимаем Первое Место Мире по запасам каменного угля, о том, что мы занимаем Второе Место в Мире по добыче газа, — он сделал небольшую паузу, — доступна каждому школьнику. Мы гордимся этой информацией, как древние египтяне Пирамидами. Однако, не замечаем, что информацию о добыче каменного угля, газа, запасах леса может сообщать не только высокообразованный депутат, но и школьник начальных классов.
А маленькая информация о колебаниях струны — это тема кандидатской диссертации. До которой добирается очень мало школьников. А почему? Потому что информация о колебаниях струны намного, намного выше Египетских Пирамид. Правильно?
Значит, теперь всем ясно, — продолжает он, — ваши сведения об Античности — это великие знания третьеклассника о запасах каменного угля. Просто нет об Античности у нас информации на уровне колебаний струны. Нет, как нет конкретной информации о звездах. Почему? Потому что они, как и Античность, находятся очень, очень далеко. И самое главное всегда далеко. То есть нет у нас другой Античности, кроме этой. — Он сделал глоток воды, как профессор на трибуне.
Тер, все еще в персидских штанах и чалме пробирается поближе к Сыну Трудового Народа и внимательно на него смотрит.
На сцене в это время никого нет. Но скоро там появится Татьяна Милюстиновна и Лёха Мараев. Почему? Потому что Аннушка уже разлила масло, а Маргарита уже готовится к своему знаменитому полету.
— Следовательно, — продолжает Профессор, — несоответствия, которые производит Голливуд есть не искажение правды, а КОНКРЕТИЗАЦИЯ. Ведь у ваших знаний никой конкретности и не было. Так только, самые общие сведения о Первом Месте в Мире. Больше ничего! — Он поворачивается к Камилле и бросает: — Вы не знали Гектора!