Семья Берг
Шрифт:
— А мы, значит, ненадежные?
Виленский переключился на анекдот:
— Знаете, как Рабинович выбирал себе жену? Он выбрал русскую. Его спрашивают: «Рабинович, почему ты женился на русской?» Он отвечает: «Потому что если заболеет жена-еврейка, мне будет ее очень жалко».
Бася Марковна уже сердилась:
— Ты всегда скажешь что-нибудь такое!
— Басенька, потому я на тебе и женился, что мне жалко, когда ты кашляешь.
Пошутив и посмеявшись за столом с хорошей выпивкой и закуской, все предпочитали подвигаться — потанцевать. Моисей Левантовский, музыкант-самоучка, сел за старое пианино, на котором еще красовались подсвечники для освещения нот,
Потом решили петь. Августа красиво исполняла модные цыганские романсы, и они с Семеном дуэтом спели душещипательный романс:
Моя золотая, Дай-ка я погадаю, Как на свете прожить вам не тужа. Лучше бы вам не встречаться, Не любить, не влюбляться, Чем теперь расставаться навсегда. Ты будешь любить безрассудно, Ты будешь ласкаться сильней, Но серые, хмурые будни В душе опустевшей твоей. Четыре проклятые масти, Не скажут уже ничего. Умчалось цыганское счастье, И не было будто его. Моя золотая, Дай-ка я погадаю…Потом вспомнили популярный романс «Мой костер»:
Мой костер в тумане светит, Искры гаснут на лету, Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на мосту…А дальше просто завели патефон и слушали популярную песенку «У самовара я и моя Маша…».
И все это время нежно влюбленный Семен ласково посматривал на Августу.
Он был мастер показывать фокусы, которым научился еще в годы учебы в реальном училище, и любил развлекать гостей:
— Видите этот старый царский банкнот в десять рублей? Запишите номер. Теперь я его складываю, теперь кладу себе в рот, теперь проглатываю, — и делал глотательное движение. — Теперь пусть Моисей лезет к себе в карман. Есть там деньги?
Моисей лез в карман и удивленно доставал свернутую бумажку:
— Есть.
— Разверни и прочти вслух номер.
Номер банкнота совпадал.
— Сеня, как ты это делаешь?
— Ловкость рук и никакого мошенничества. Вот именно.
— Тебе надо не строителем быть, а фокусником в цирке.
— Ну, это мелочь. Мои главные фокусы — это мои стройки по проектам Соломона Виленского. Вот именно. Скоро будем строить по его проекту первый в нашей стране металлургический город-комбинат Магнитогорск, с доменными печами и удобными красивыми домами для жителей. Тогда увидите, какие мы с Соломоном фокусники.
20. Доктор Левин и инженер Виленский
Двое посетителей Авочкиного салона были старше остальных: профессор медицины Лев Григорьевич Левин и инженер-проектировщик Соломон Моисеевич Виленский, обоим было уже за шестьдесят. Это был редкий случай: евреи, еще до революции выбившиеся из бедноты, оба сумели получить образование в университетах за границей и стали выдающимися
Левин, спокойный, рассудительный, интеллигентный, был человеком старой закалки — всегда подтянутым и строго одетым. Он постоянно был занят своими пациентами и в салон заходил редко. Жил Левин в своем особняке, что было большой редкостью в послереволюционной Москве. Дом ему разрешил построить сам заместитель Сталина Вячеслав Молотов — за особые заслуги в лечении членов правительства и его собственной семьи. Даже переулок, где за высоким сплошным забором стоял дом, назвали Левинским. Все гости Авочкиного салона относились к Левину с большим почтением — это ведь один из лучших докторов и лечит даже самого Максима Горького.
Его полной противоположностью и центром компании был Соломон Виленский, автор (совместно с Николаем Семеновым) проекта Днепростроя и других больших советских строек. Он был награжден двумя орденами Ленина — тоже редчайший случай. Крупный, шумный, энергичный, всегда веселый, он был, пожалуй, излишне полным, даже немного рыхлым, пиджак его всегда свисал с одного плеча. Виленский слыл большим любителем рассказывать еврейские анекдоты по всякому поводу. Сидя за чашкой чая, он мог вдруг спросить:
— Знаете, почему Рабинович ни разу в жизни не выпил чай с удовольствием?
— Нет, не знаем.
— Потому что Рабинович любит сладкий чай. Так дома ему жалко сахара, а в гостях он положит в стакан так много, что ему противно пить.
И первым начинал хохотать. В другой раз с порога кричал:
— Новый анекдот! Слушайте: «Говорят, что ваша жена Сара Исаковна носит гамак вместо бюстгальтера: это правда?» — «Ой, ви же все перепутали — у нас на даче порвался гамак, так мы повесили бюстгальтер Сары Исаковны», — и опять хохотал.
Его жена, Бася Марковна, тихая, всегда улыбающаяся женщина, стеснялась его анекдотов и часто одергивала его:
— Бекицер [29] !
Они прожили счастливо почти сорок лет, но детей у них не было. Виленский часто ездил по работе в Европу, они подолгу жили в разных странах. Его посылали в командировки даже в Америку, что было большой редкостью в то время. Бася Марковна, самая старшая по возрасту женщина в Авочкином салоне, была всегда очень элегантна и красиво одета, рассказывала им про заграничные моды и привозила множество журналов.
29
Бекицер — жаргонное слово на идиш, означает «короче», «остановись».
Заговорили о взбудоражившей всех новости — возвращении в Россию Максима Горького. Поскольку профессор Левин знал Горького и лечил его, обратились к нему:
— Расскажите немного о нем самом.
— Что вам сказать? От природы у него колоссальный дар, но жизнь не преподносила ему никаких подарков — все завоевывал сам, добывал тяжким трудом в ожесточенной борьбе с тяготами жизни. Я думаю, что писателем ему помогли стать восприимчивость к жизни и душевная ясность. Его зоркая память — это чудо. Ведь подумайте только: свой первый рассказ «Макар Чудра» он напечатал в двадцать четыре года, а уже в тридцать был самым любимым русским писателем, и не только русским: он сам говорил мне, что больше тяготеет к общечеловеческому, чем к национальному. Это яркий представитель гуманизма, а не политик. Он никогда не считал себя вождем, не пытался прослыть пророком, а только отстаивал права русского народа, и это — свидетельство его душевной глубины и нравственной силы.