Семья Берг
Шрифт:
Он читал, а ребята хохотали. Смеялись и мамы, и Павел тоже:
Мама уходит, спешит в магазин: — Лемеле, ты остаешься один, Мама сказала: — Ты мне услужи, Вымой тарелки, сестру уложи, Дрова наколоть не забудь, мой сынок, Поймай петуха и запри на замок. Сестренка, тарелки, петух и дрова… У Лемеле только одна голова! Схватил он сестренку и запер в сарай, Сказал он сестренке: —Взрослые зааплодировали, а за ними начали хлопать в ладоши и ребята.
— Теперь послушайте стихотворение «Анна-Ванна бригадир»:
— Анна-Ванна, наш отряд Хочет видеть поросят! Мы их не обидим: Поглядим и выйдем! — Уходите со двора! Поросят купать пора, После приходите. — Анна-Ванна, наш отряд Хочет видеть поросят! И потрогать спинки — Много ли щетинки? — Уходите со двора, Лучше не просите, Поросят кормить пора, После приходите. ……………… — Анна-Ванна, наш отряд Хочет видеть поросят! — Уходите со двора, Потерпите до утра. Мы уже фонарь зажгли, Поросята спать легли.Опять было много аплодисментов и смеха, ребята очень развеселились, стали изображать поросят, хрюкать. Добрый и веселый поэт смеялся вместе со всеми.
Возвращаясь с выступления, Алеша подпрыгивал и изображал из себя поэта, твердя в ритм шагов:
— Анна-Ванна, наш отряд Хочет видеть поросят! Анна-Ванна, наш отряд Хочет видеть поросят…— А знаешь, Паша, я тоже хочу стать поэтом. Я тоже буду писать про Анну-Ванну и поросят.
— Хорошо, Алешка, становись поэтом, и мы будем все приходить на твои выступления. Но чтобы стать поэтом, надо быть очень добрым, как этот поэт Лев Квитко. Он очень добрый человек, он пишет стихи для детей, у него редкий талант. Ты постарайся запомнить этот вечер.
Очевидно, на Алешу чтение стихов произвело сильное впечатление, в нем даже заговорила будущая поэтическая жилка. Однажды он вдруг похвастался перед родителями и Павлом:
— А я тоже сочинил стих.
— Какой? Прочти.
Мальчик забрался на седло, закачался, как будто скачет верхом во весь опор, и продекламировал:
На коне Веселом Я скачу по селам, Шпоры дам в бока коню, Всех врагов я разгоню.— Очень интересный стих; — отреагировали взрослые, тематика военная. Пробуй сочинять еще.
С той поры Алеша заболел стихотворством, он часто бормотал про себя какие-то слова, и иногда случалось, что они звучали очень складно.
Августа говорила Павлу:
— Я благодарна тебе, что ты занимаешься Алешей. Сочетание отца-еврея и матери-казачки очень редкое. Алеша
Павел спрашивал:
— А что ты думаешь о его увлечении стихотворством? По-моему, это довольно серьезно.
— Знаешь, его детские представления о будущем меняются, и это, конечно, смешно. Но я была бы абсолютно счастлива, если бы он, переняв от тебя повадки закаленного мужчины, стал поэтом. Вот тогда у него будет интересная жизнь. Сеня всегда занят своей работой, а я постараюсь поддержать в Алеше интерес к поэзии.
И Августа стала очень неназойливо и терпеливо читать сыну стихи Пушкина и Лермонтова, которые любила сама. Алеша слушал с интересом, что-то запоминал, что-то повторял и с годами стал сочинять все больше стихов. Но только далекое будущее показало, какая жизнь ждала поэта Алешу Гинзбурга. Предвидеть это Августа не могла.
18. Как гром среди ясного неба
Много неожиданных событий происходило в Москве и по всей стране в начале 1930-х годов, когда Сталин утверждался как диктатор. Все эти события накладывали отпечаток на характер времени. Три из них особо потрясли московскую интеллигенцию: разрушение храма Христа Спасителя, самоубийство поэта революции Владимира Маяковского и возвращение в Россию великого пролетарского писателя Максима Горького.
5 декабря 1931 года, придя к Гинзбургам, Павел застал Августу и ее соседку Ирину взволнованными и заплаканными.
— Что-нибудь случилось? Почему вы плачете?
— Сегодня будут взрывать храм Христа Спасителя.
Павел вспомнил, что слышал про угрозу взрыва на лекции Емельяна Ярославского. Ирина объяснила:
— Я была там вчера, хотела пройти в сквер около храма. Там была толпа таких же, как я, все хотели помолиться возле святых стен. Но его уже оцепили за десять кварталов вокруг, чтобы люди не могли подойти.
Августа ожесточенно добавила:
— Хотят стереть с лица земли русской все, что относится к вере. Уже печатают в газетах проект громадной уродливой башни какого-то Дворца Советов, который собираются строить на месте храма.
— Да, я видел его. Там наверху должна стоять гигантская статуя Ленина с вытянутой рукой.
Августа горько усмехнулась:
— Видишь — Лениным собираются заменить Иисуса Христа.
Ирина со слезами на глазах предложила:
— Мы хотим сейчас поехать туда и в последний раз посмотреть на храм, хотя бы издали.
— И хотим увидеть, как эти варвары его разрушат.
Павел решил ехать с ними, он считал, что разрушение такого великолепного храма — это варварский момент истории, который он тоже должен видеть и, может быть, когда-нибудь описать. Ведь когда-то в Древнем Риме христианские фанатики IV–V веков так же разрушали великолепные строения, арки, статуи, чтобы стереть с лица земли любые памятники эпохи язычества. Но с тех пор прошло более полутора тысяч лет и цивилизация ушла далеко вперед — почему неверующим коммунистам понадобилось взрывать такое чудо архитектуры и искусства, как этот храм? Неужели фанатизм новой коммунистической веры ничем не лучше того раннехристианского? Очевидно, фанатизм веры и фанатизм безверия равны.