Семья Берг
Шрифт:
Павел хохотнул и удивился — может быть, она была и права, но он не ожидал от нее упоминания о гомосексуалистах.
Семен с Августой были нежно влюбленной парой и не уставали постоянно нахваливать друг друга. Павел с добродушной завистью посмеивался над ними:
— Ваша семья — это прямо институт взаимного восхищения.
Августа рассмеялась этому определению:
— Посмотрим, что ты будешь говорить о своей жене.
Они были очень общительны, любили принимать гостей, танцевать, петь, веселиться. Большинство гостей были сослуживцами
Хотя во всей стране был еще голод и действовала карточная система, но для Гинзбургов и их друзей уже начиналась более благополучная жизнь. Им хотелось расслабиться, повеселиться, начать получать удовольствие от жизни. В их еврейскую, отчасти мещанскую среду Августа вносила дух салонного аристократизма. Поэтому собрание их гостей Семен в шутку называл «Авочкин салон».
Ближайшими друзьями Гинзбургов были их соседи по дому Моисей Левантовский и его русская жена Ирина. Августа с Ириной стали неразлучными подругами. Августа как-то рассказала Павлу:
— Мы с Ириной не работаем, поэтому часто заходим друг к другу в гости, начинаем штопать носки наших мужей, пришивать пуговицы, ставим заплатки, что-нибудь еще в этом роде.
— Авочка, неужели ты сама штопаешь носки?
— Конечно, я. Кто же еще? Я очень даже хорошо умею это делать. А пока мы этим занимаемся, болтаем обо всем на свете, рассказываем друг другу о нашей жизни. Я хочу вас познакомить, сейчас я ее позову. У нее очень интересная жизнь.
Августа постучала в стенку условным сигналом, и в ответ раздался такой же стук. Через несколько минут пришла Ирина. Августа подвела ее к Павлу:
— Я хочу познакомить вас с братом Сени.
Павел взглянул на Ирину с высоты своего роста, и черты ее лика показались ему знакомыми. Она тоже пристально смотрела на него, как бы узнавая:
— Мы, наверное, где-то встречались.
— Конечно, я вас узнал. Это ведь вы рассказывали мне про храм Христа Спасителя. Вы еще спрашивали меня, не агент ли я ГПУ. Помните?
— Да, да, в сквере у храма. Меня тогда поразило, как внимательно вы рассматривали его.
— Вы тоже поразили меня… — он запнулся, — вы были очень грустная.
— Вы правы. Это было вскоре после моей трагедии.
Августа с удивлением и интересом наблюдала их.
— Так вы, оказывается, знакомы! Как же вы познакомились?
— Виделись пятнадцать минут, случайно, в сквере у храма, — сказала Ирина.
Павел обратился к ней:
— Знаете, когда я подошел к храму, он казался мне таким светлым и радостным, как будто парил над городом. Но после вашей грустной истории и сам храм показался мне тоже каким-то грустным.
— Да, у него тоже грустная история. Ходят слухи, что скоро его хотят взорвать. А вы с Семеном братья? Вы абсолютно не похожи.
— Мы двоюродные.
— А, тогда понятно. А я ведь не досказала вам тогда всего. У меня тогда, после расстрела мужа, было такое ощущение, что вся моя жизнь рухнула. Я ждала, что меня тоже арестуют, подозревала каждого военного и подумала сначала, что вы пришли меня арестовать.
— За
— За что? За то, что была замужем за «троцкистом».
— Но этого просто не может быть! — воскликнул Павел.
— Может, может быть все. Нас было три сестры. Вот для Чехова был бы сюжет для новой пьесы о трех сестрах. Мы, как и чеховские героини, тоже дочки царского полковника. Я была третья, тоже как у Чехова. Жила себе наша семья спокойно, но началась революция, и вскоре после нее мы, три сестры, вышли замуж. Конечно, из военной семьи, да еще в Гражданскую войну, мы могли выйти замуж только за красных командиров. Это были не просто командиры, а высшие чины, интеллигенты из бывших офицеров. Военным министром был тогда Троцкий, а они были его помощниками. Как только Троцкого выслали, наших мужей, одного за другим, арестовали и скоро расстреляли. Понимаете, какой сюжет с террором?..
— Понимаю. Вы правы — это террор, по-другому не назовешь. Так и во время Французской революции было.
— Но на этом мой сюжет не заканчивается. Двух моих старших сестер тоже арестовали и сослали в Сибирь, только меня почему-то не тронули. У меня на руках осталось трое их маленьких детей, и пришлось мне вместе с моей пожилой матерью растить детишек: мы бедствовали, и я страшно всего боялась. Я очень любила мужа и была совершенно потеряна от горя, только изредка приходила к храму, чтобы поплакать возле него…
Павел слушал с грустью. Дальше продолжила Августа:
— Но и это еще не конец. Как раз в то время в Ирину влюбился Моисей Левантовский. Он, как и вы с Сеней, еврей, выбился из низов, большого образования не получил, но это очень талантливый человек, поэтому сумел достичь многого. Он долго уговаривал Ирину выйти за него, но она была ужасно травмирована и отказывала ему. Вот представь ситуацию: дворянка, полковничья дочка, вдова расстрелянного красного командира, совсем потерянная сама, да еще и с таким приданым — племянники. И тут ей предлагает союз человек совершенно чуждого ей круга.
Ирина с улыбкой вставила:
— Сеня ведь тоже был чуждого вам круга.
— Но у меня не было позади такой трагедии. И я полюбила сразу. А вы ведь не могли полюбить сразу, согласились скрепя сердце — куда же было деваться?
— Да, деваться было некуда.
Августа сказала Павлу:
— Но ее Моисей — очень благородный человек, мало того что он боготворит Ирину, он забрал к себе ее маму и племянников. Теперь Ирина счастлива с ним, у них есть дочка Оксана, чудесная девчушка: Ирина в ней души не чает. А к Моисею она тоже привыкла и полюбила его. Как у Пушкина: «Привычка свыше нам дана, замена счастию она».
Павел слушал внимательно — действительно, история как нельзя больше напоминала «Трех сестер» Чехова, но пришла эпоха, которую все так ждали, — эпоха русской революции. Она наступила — и вот что случилось с тремя сестрами: аресты, расстрелы, ссылки, террор. Это происходило чуть ли ни во всех семьях лояльных к революции интеллигентов. Но была еще одна новая черта, которую вряд ли представлял себе Чехов, — оказывается, браки русских женщин с евреями давали им счастливую семейную жизнь.