Семья Берг
Шрифт:
Но у нее были свои тревоги, которых она ему не рассказывала. Большая колония немецких и австрийских беженцев-коммунистов в Москве была под постоянным наблюдением органов безопасности. В первый же год многих из них арестовали, судили как троцкистских шпионов и выслали на десять лет в сибирские лагеря. Она все ясней понимала, что сделала ошибку, решив бежать в Советский Союз, и чувствовала, что вокруг нее все туже затягивается петля. Но больше всего она беспокоилась о дальнейшей судьбе сына. Гуляя с ним, она все чаще всматривалась в его лицо:
— Как ты вырос! Я рада, что
— Очень нравится, мама. Здесь я смогу вырасти в настоящего коммуниста.
— Да, это хорошо. Только постарайся не забывать своего отца.
— Конечно, я не забуду.
— И обо мне тоже думай.
— Мама, ты же всегда рядом со мной. Конечно, я думаю о тебе.
А вскоре ее арестовали. Вольфганг пришел навестить ее, но дверь каморки была заперта, и на приклеенной бумаге стояло две печати. Сосед неприветливо спросил:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу видеть мою маму.
— Она здесь больше не живет, — сосед слышал, как за ней пришли ночью, и видел, как ее уводили, он знал, что это был арест, но пощадил мальчика и сказал только: — Она уехала.
— Почему же она не сказала мне?
— Она неожиданно должна была уехать. Иди обратно к себе.
Вольфганг приходил еще много раз, видел те же самые печати, на всякий случай стучал, стоял под дверью, не понимал, грустил. Ему хотелось плакать, но он был советский пионер, а в школе их учили, что пионеры не плачут.
В конце концов сосед раздраженно спросил:
— Зачем ты все время приходишь? Я сказал тебе, что твоя мама уехала.
— Почему же она мне не пишет?
Ну что сказать мальчику?
— Бывают такие командировки, из которых писать нельзя. Когда она приедет, она даст тебе знать.
Вольфганг на всякий случай никому об этом не рассказывал. Но немец-директор знал правду, а вскоре и сам был арестован. На его место прислали русского коммуниста. Вскоре у детдома отобрали автобус, потом уволили австрийскую кухарку и стали кормить намного хуже. Эти перемены вызывали у ребят недоумение.
Прошел почти год, Вольфгангу пришла от матери какая-то серая и мятая открытка:
«Дорогой мой мальчик! Как ты поживаешь, хорошо ли учишься? Обо мне не беспокойся, я живу очень хорошо. Люблю тебя, не забывай меня, мой сын».
И это было все — за целый год.
Вольфганг внимательно изучил обе стороны серой открытки. Адрес отправителя был: «ЛП. Шор, Чибыо, Коми АССР». И была еще отметка «КРТД. 5 лет». Вольфганг уже знал, что «ЛП» означает «лагерный пункт», а КРТД — «контрреволюционная троцкистская деятельность». Он понял — его мать арестована. Отвернувшись, чтобы его никто не видел, пионер Вольфганг Леонгард впервые заплакал.
Вскоре он узнал, что был не единственным, у кого арестовали родителей. Подобные открытки стали получать многие. Но, будучи исполнены послушной веры в правильность того, что им говорили на уроках о распространении измен и вредительства и о необходимости бдительности, дети не позволяли себе думать и сомневаться.
Однажды между двумя учениками завязался политический спор. Один доказывал правильность арестов, другой,
— Посмотрим, как тебе это покажется правильным, если тебя арестуют.
— Мы еще посмотрим, кого арестуют первым, — злобно сказал тот.
Через несколько дней в четыре часа ночи в общую спальню вошли два сотрудника НКВД.
— Кто здесь Рольф Гайслер?
— Это я, — спросонья ответил парень.
— Вы арестованы. Собирайте ваши вещи.
— Но я не понимаю…
— Потом поймешь. Есть у тебя оружие?
— Какое оружие? Я же школьник.
— Хорошо, укладывай вещи.
Рольфа увели через несколько минут, и никто его больше не видел.
Ребята с опаской посматривали на того, с кем он спорил, но спрашивать или ругать его боялись.
Вскоре пришла новая весть:
— Наш дом распущен.
— Как? Почему?
— Ничего не известно.
— Что будет с нами?
— Нас переводят в общий русский детдом «Спартак». Говорят, что старшие могут искать себе жилье и работу.
Когда их поселили в общем детском доме, они впервые увидели, насколько хуже были условия содержания советских ребят.
Перед Вольфгангом встал вопрос о выборе: продолжать учиться или идти на работу?
36. Испания, журналист Михаил Кольцов
В феврале 1936 года произошло событие, всколыхнувшее весь мир: в Испании на выборах победили объединенные силы левых партий социалистов, коммунистов, республиканцев и анархистов, и страна была объявлена республикой. Павел Берг, который воевал за создание республики в России, радовался — на западном краю Европы создается такое же государство, как Россия на ее восточном краю. Но ситуация в Испании была такая же напряженная, как после революции в России: против нового правительства выступили военные силы под руководством генерала Франциско Франко. Павел понимал: если Франко начнет военные действия, то малоопытным республиканцам придется сражаться с регулярной армией. На это у них может не хватить сил. Испанские республиканцы могли надеяться только на помощь извне, особенно от Советского Союза. На случай большой опасности они объявили условный радиосигнал.
И вот 18 июля 1936 года такой радиосигнал прозвучал: «Над всей Испанией безоблачное небо» [40] . Это значило, что началась Гражданская война — не просто схватка испанцев с испанцами, а очередная идеологическая битва между консервативными силами и новым государством, между богатыми и бедными, между аристократами и рабочим классом, между демократией и фашизмом. Симпатии прогрессивных людей всего мира были на стороне республиканцев, на их защиту в Испанию отовсюду отправились энтузиасты свободы.
40
По советской версии — позывной к началу военного мятежа против республиканцев (прим. верстальщика).