Семья Берг
Шрифт:
Павел вспомнил, что рассказывал ему Судоплатов про арест Прохора:
— Евгений Викторович, меня не так давно жена спрашивала, долго ли нам жить в плохих условиях. Я тогда ей в шутку сказал: это потребность исторического момента. После этого я узнал, что на Украине арестовали моего бывшего вестового, бойца Гражданской войны, храброго воина, который проливал кровь за новую Россию. Арестовали за то, что он будто бы кулак. И тоже объясняли, что это потребность исторического момента. Вот сколько граней у этого определения.
— Да, вот видите! Под этим девизом они и проводят эту «профилактику» с энтузиазмом, какого не знала история. Тысячи, тысячи всех этих агентов, следователей, охранников — это не просто слепые исполнители воли сверху.
Он опять замолчал, немного задохнувшись от внутренней ярости.
— Каково, похоже это все на времена любимой вами Французской революции? Видите — для них нет свободы личности, для них вообще нет личности, а одни только жестокие социальные преобразования. Я понял, что Сталин сам просматривал списки арестованных, иначе меня не отпустили бы. Понимаете, сам рассматривает и утверждает списки на казни, как когда-то Робеспьер, как Наполеон, как римский император Нерон и вообще все диктаторы за всю историю.
Павел понимал, что Тарле тяжело вспоминать тяготы ареста и ссылки. Он только сказал:
— Что меня в этом удивляет — ведь все эти революционеры, включая Сталина, сами из народа и начинали как борцы за свободу и справедливость. Что происходит в мозгах и душах людей, когда они так резко меняются?
— Ну, это старо как мир. Позвольте мне процитировать не кого-нибудь, а Аристотеля: «Большая часть тиранов вышла из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных». Две с половиной тысячи лет минуло, а это остается истиной. Аристотель по своим воззрениям был идеалистом и знал людские души. Когда люди добираются до власти, тогда они показывают свое настоящее лицо. Все диктаторы — это люди низкой морали, хотя некоторые из них обладали умом, как тог же Наполеон, например. Это ему принадлежат слова: «От великого до смешного один шаг». А я бы добавил: от великого до трагического всего полшага. Власть, полная, ничем не контролируемая власть обнажает моральное ничтожество их личностей. В наше время и для нашей страны это точно сформулировал московский журналист Владимир Гиляровский, «дядя Гиляй». Он написал эпиграмму:
В России две напасти: Внизу — власть тьмы, А наверху — тьма власти.Павел усмехнулся и постарался запомнить эти строчки. Тарле продолжал:
— При полнейшем беззаконии эта «тьма власти» помогает морально ничтожным личностям сохранять вид законности — и выборов, и судов, и арестов. С формальной точки зрений — все обычно, как при демократии, а на самом деле — террор.
Павел поражался глубине и яркости анализа событий сегодняшней жизни, который провел Тарле.
— Ну а что нового произошло в Институте красной профессуры, пока меня не было?
— Произошло, Евгений Викторович. Помните того слушателя Юдина, который грубо перебивал вас на лекциях?
— Юдина? Да, припоминаю — примитивная такая личность.
— Так вот, эта примитивная личность стала теперь ректором этого института.
— Неужели? Впрочем, это было ясно — как сказано Грибоедовым в «Горе от ума», он «дойдет до степеней известных, ведь нынче любят бессловесных», то есть возражать партии не посмеет.
— А какие у вас творческие планы теперь, Евгений Викторович?
— Творческие планы? Пока мне не вернут мое звание, я ничего не стану писать для этой власти. Хочу, чтобы меня восстановили в Академии наук. Они не имели никакого права распоряжаться в Академии и отбирать у меня заслуженное звание академика.
Павел удивленно поднял брови, Тарле заметил:
— Впрочем, что я говорю… Конечно, у них есть право на все — право арестовывать, право ссылать, право расстреливать. Знаете, когда Гитлер пришел к власти и стал преследовать евреев, он приказал исключить Альберта Эйнштейна из немецкой академии наук. На это с возмущением
Павел прочитал:
«Президиум Академии наук СССР желает предложить общему собранию Академии восстановить меня в качестве члена Академии и испрашивает у Совнаркома разрешение поставить этот вопрос… Я до сих пор чувствую себя каким-то ошельмованным и нереабилитированным. Но, конечно, Академия не может в данном случае сделать то, что хочет, пока она не осведомлена о неимении возражений с вашей стороны…» [38]
Павел читал, и ему становилось горько, что ученый вынужден почти униженно просить у власть имущих вернуть то, что было отобрано у него без всякого закона и основания.
38
Это выдержка из подлинного письма Тарле. На оригинале стояла резолюция: «Т. Молотову. По-моему, Тарле можно восстановить. Я за включение его в состав членов Ак. наук. И.Сталин». Тарле восстановили. Но ничего прославляющего советский режим и самого Сталина он так никогда и не написал.
33. Террор советского социализма и немецкого фашизма
Павел продолжал навещать ослабевшего после ссылки Тарле, они беседовали о старой истории и обсуждали то, что происходило на их глазах. Павел не переставал поражаться глубине интеллекта учителя.
— При изучении истории легко впасть в субъективность оценки, — говорил Тарле, — Историки не врут, по крайней мере, большинство не врет, но они часто ошибаются сообразно субъективным, ошибочным оценкам своего времени. Влиянию своего времени подвержены все, и хотя историки сидят, уткнувши носы в документы прошлого, они тоже не представляют исключения. Недосягаемая объективность в оценке исторических событий лежит в глубине тонкого искусства сопоставления фактов. Чтобы приблизиться к объективности, надо уметь сопоставлять.
Под влиянием Тарле Павел анализировал происходящее, сопоставляя его с событиями истории. С середины 1920-х годов, по мере того как Сталин захватывал все больше власти, жизнь людей стремительно ухудшалась из-за развала экономики и становилась все более непредсказуемой и опасной из-за арестов.
Вину за ухудшение жизни в стране Сталин взваливал на бесчисленных «вредителей», «саботажников», «врагов народа» и «изменников Родины». Непрерывно шли политические судебные процессы, на них «разоблачали» массу людей различных социальных и профессиональных групп, от крестьян до ученых. Откуда могло возникнуть такое массовое «вредительство»? И совершенно необъяснимым казалось то, что большинство этих «врагов» и «изменников» выявлялось среди активных революционеров. Видных революционеров, коммунистов арестовывали и расстреливали тысячами. Даже из 138 членов Центрального комитета партии были арестованы, расстреляны или сосланы 98 человек.
Тарле говорил Павлу:
— У Шиллера есть пьеса «Коварство и любовь», но теперешнему драматургу предстоит сочинить пьесу «Любовь к коварству». Вдумайтесь, Павел Борисович, в сам факт многочисленных возвышений, которыми Сталин дает насладиться своим фаворитам, перед тем как уничтожить их. Никакой диктатор не смог бы проводить в жизнь свои идеи, если бы у него не было армии фанатически убежденных последователей: это они своими руками делают то, что он им указывает. У Сталина их миллионы, они летят к нему, как мотыльки на огонь, который их сжигает. В первую очередь это агенты слежки и «стражи закона». Они арестовывают, судят и приговаривают к смерти и ссылкам миллионы невинных людей. А он с коварной усмешкой дает им время насладиться этим всевластием, а потом одним движением давит их, как клопов на стенке.