Семя Ветра
Шрифт:
На рассвете, когда их файелант еще только подходил к Рему, у Герфегеста зародилось смутное чувство, что они на ложном пути. И вот теперь, когда рядом с ним вышагивала осанистая и ослепительно красивая Хармана, когда за ними тянулся шлейф из грозных меченосцев Мелета, Герфегест окончательно понял, что так дело не пойдет.
Не боясь уронить свое почти императорское достоинство, Хозяин Гамелинов сел прямо посреди причала и на несколько мгновений задумался. Хармана с улыбкой вглядывалась в посуровевшие черты лица своего возлюбленного.
Потом Герфегест поднялся на ноги и сказал:
– Я не знаю, что думают в Реме по поводу Гамелинов. Может быть, хорошее. Возможно, дурное. Так или иначе, если мы будем расхаживать по Рему такой расфуфыренной толпой, с нами побоится откровенничать и самая последняя портовая крыса. Я инкогнито войду в Рем и сам разыщу следы Торвента. Мое решение таково: все Гамелины останутся на борту «Жемчужины морей».
Хармана уже привыкла к тому, что спорить с Герфегестом – все равно что осенью пытаться согреться на северном ветру: можно даже не пробовать.
И они вернулись на борт «Жемчужины морей».
Герфегест снял с левой руки церемониальный щиток Гамелинов и легкую залму, расшитую лебедями. С ним остались только увесистый кошель с деньгами, меч и перстень Хозяина Гамелинов, предусмотрительно снятый с пальца и припрятанный до лучших времен. Богатые ножны Герфегест тоже оставил. Лучше пройти пять-шесть кварталов с обнаженным мечом на плече, чем выдать свое происхождение излишней роскошью ножен из кожи белого дельфина.
– Если я не вернусь через неделю, можете сжечь Рем и искать среди пепла перстень Хозяина Гамелинов. Рядом с ним отыщутся и мои кости.
Мелет угрюмо кивнул. Он не понял шутки.
– Послушай, – сказала Хармана, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно естественнее. – Твои богатые сапоги выдают в тебе не то сборщика налогов, не то сотника императорской гвардии. По-моему, это не то, что нужно. У меня есть отличные легкие сандалии. Они, конечно, немного женские, но все будут думать, что ты стащил их у знатной дамы, и это придаст твоей персоне должный вес среди столичных проходимцев.
Герфегест поцеловал Харману в великомудрые уста.
Герфегест шел по грязным портовым улочкам по направлению ко дворцу. Дешевые шлюхи одобрительно злословили ему вслед. Мальчишки – прижитые сыновья не то пиратов, не то честных контрабандистов, – выбегая из самых сомнительных и зловонных дверей, норовили продать ему пончики с творогом, замусоленные лубки эротического содержания и фальшивое магическое старье. Какие-то несусветные «песчаные часы Усопших», которые показывают время на том свете, «мази императрицы Сеннин», радикально устраняющие геморрой, «кольца верности», которые следует надевать на срамной уд любимому, чтобы тот не ходил на сторону. К приобретению предлагался даже цветной портрет Харманы Гамелин, где Хармана была похожа на чучело акулы, умершей от переедания…
Поеденные лишаями шавки с зубами волкодавов хотели полакомиться его ляжками, но он не предоставлял им такой возможности. Заливистый лай, два-три хлестких удара плашмя, вовремя отпущенный пинок – и свора рассыпалась, скуля и подвывая от стыда, от боли, от преклонения перед великолепным человеком-чужаком.
Герфегесту было известно, как именно в свое время пробовал отыскать престолонаследника Стагевд. Ухватистые придворные живописцы, любившие умерщвлять акварелью все, что движется, а в равной степени и покоится, с радостью набросились на задание Хозяина – во время войны заказов у них было негусто. Вскоре весь город был обвешан весьма недурственными портретами Торвента.
Столько-то денег сообщившему о данной персоне… Столько-то ступеней четвертования укрывателю данной персоны… Самому престолонаследнику, кстати сказать, альбиносу, предлагалось незамедлительно вернуться во дворец, где его ждут всеобщий почет, любовь страстных наложниц и опустевший императорский трон.
Сотни воинов Стагевда прочесывали квартал за кварталом, носатые псы Лорчей путались в ложных следах, каких-то несчастных блондинов гоняли по сточным канавам банды алчных горожан. Поймали даже одного альбиноса шестидесяти лет… Все тщетно.
От расследования Стагевда Герфегесту досталась лишь одна полезная вещь – обтрепанный портрет Торвента и его описание. Пятнадцатилетний подросток, альбинос, мелкие черты лица, сложения тщедушного, росту пять с тремя четвертями локтей. Неожиданное и нежеланное, красноглазое дитя могучего Лана Красного Панциря. Впрочем, если бы только дитя, милостивые гиазиры…
Чтоб найти искомое, подчас надо отказаться от поиска. Идущий Путем Ветра должен слиться с миром, должен войти в него исподволь, как на Игрищах Альбатросов одна за другой вплетаются флейты в хор белокурых мальчиков.
Герфегест медленно менял обличье. Он преображался, начинал радоваться самым простым вещам. Он становился бродягой!
Рожденный в Наг-Туоле улыбнулся очередной продажной молодухе и потрепал за ухом мелкого кобелька, клацающего зубами посреди роя докучливых мух. Он обернулся и поманил пальцем настырного пацана, который давно уже плелся за ним, заученным речитативом нахваливая «самую свежую дым-глину из Калладира».
Пацан подошел к нему, осмотрительно остановившись в трех шагах.
– Самая свежая, говоришь? – спросил Герфегест.
Юный торговец настороженно кивнул.
– Покажи, – потребовал Герфегест.
Пацан раскрыл торбу, висящую у него на груди, и извлек оттуда маленький серый шарик.
– Сколько просишь?
В ответ пацан показал ему растопыренную пятерню.
– Тумаков или затрещин? – уточнил Герфегест, ухмыляясь.
Но, заметив, что его малолетний собеседник готов в любое мгновение дать деру, поспешно достал пять монет с гордым профилем покойного Лана Красного Панциря.
Сделка состоялась.