Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
Янка был настолько утомлен переживаниями последних суток, что до него не дошло роковое значение этих слов. Они возвращали его обратно в старую жизнь, направляли его будущность не по тому руслу, какое он выбрал.
Совсем рядом слышалось хриплое, болезненное дыхание поля боя. Туда отправился брат, чтобы стоять на посту и охранять всех тех, кто спокойно спал в родном гнезде, а он, Янка, должен возвращаться обратно. Почему так получилось? Для какой цели его берегли? Для каких трудов и мучений сохраняли его силы?
3
К
Спрятав свой мешочек под кровать и сняв пальто, он зажег лампу и сел к столу. Книги, тетради, циркули, линейки… Все на том же месте, где он их оставил. Бери в руки и начинай заниматься, если ты еще в состоянии.
Громко скрипнула дверь, и в комнату заглянула хозяйка.
— Смотрите-ка, наш молодой человек дома!
В ее голосе слышалось злорадство.
— Значит, все-таки вернулся! Интересно знать, где же это ты путешествовал?
— Брата провожал, — хмуро пробормотал Янка.
— Так, так. Выходит, они тебя все же не взяли? Велели подрасти? Ха-ха-ха!
Янка резко отодвинул стул и обернулся к хозяйке.
— А вам какое до этого дело? Что вы в этом понимаете? У вас есть на фронте сын или брат?
Хозяйка от неожиданности даже рот раскрыла.
— Ишь, какой прыткий! — опомнившись, начала она. — Нам уж теперь, по-твоему, и знать не положено, чем ты занимаешься? Мы уже собирались известить родителей и сообщить в полицию. Вот времена пришли: дети могут делать все что хотят!
Появился и хозяин с трубкой в зубах. Он держался спокойнее, чем жена. Но не сходившая с его лица насмешливая улыбка раздражала Янку сильнее, чем воркотня хозяйки. Что нужно этим людям? Какое им дело до него? Янка не собирался выслушивать их разглагольствования. Чтобы не затягивать неприятный для него разговор, он спросил:
— Нельзя ли попросить чаю?
— Розги бы тебе, а не чай, — не унималась хозяйка. — Но ничего не поделаешь, не свой ребенок. То он убегает неизвестно куда, то чаю ему подай. Если так воспитывать детей…
В конце концов, чай все же был подан, и Янка, надувшись, глотал горячую жидкость, заедая ее кисловато-соленым солдатским хлебом, купленным у артиллеристов Даугавгривской крепости. А за стеной, умышленно громко, чтобы он слышал, хозяева зубоскалили над «забракованным стрелком». Янку возмущала ограниченность этих людей.
На следующее утро он отправился в школу и сразу же разыскал директора школы: лучше самому все уладить, нежели ждать публичного допроса.
— Зитар, вы не являлись в школу два дня, — первым начал директор, как только Янка переступил порог его кабинета. — Где вы были?
— Господин директор, мой брат отправился на позиции, и я пошел его проводить.
— Так долго затянулись проводы? — директор улыбнулся.
— Я дошел до самых позиций и… попытался остаться с ними, но мне не разрешили. Теперь я вернулся обратно и хочу учиться.
— Сейчас самое время подумать об этом. В нынешнем учебном году вы оказались очень неаккуратным учеником, и мы уже подумывали о том, чтобы исключить вас из школы.
Янка молчал. Пусть делают что хотят — просить прощения он не станет. Если у него хватило смелости пробраться на фронт, то он перенесет и исключение из школы. Одной неприятностью больше, какое это теперь имело значение?
— Значит, вы обещаете исправиться? — возобновил разговор директор.
— Да, господин директор, я буду учиться по мере сил.
— Ну, попытаемся. Только свои военные затеи выбросьте из головы, чтобы это больше не повторилось.
— Не повторится.
Янка по-военному повернулся и вышел из кабинета.
Не сдаваться, только не сдаваться! Хоть и виноват, не склоняй покорно голову. Только так можно завоевать себе место в жизни.
И он не сдавался. На первой же перемене его окружили мальчики. Они разглядывали его, словно какое-то заморское чудо. Некоторые дружески, другие насмешливо показывая на него пальцем, говорили:
— Наш стрелок! Крючков номер два.
Кончилось тем, что Янке пришлось подраться. Когда двое самых докучливых насмешников отведали силу его кулаков и неделями не стриженных ногтей, насмешки прекратились и Янка почувствовал себя спокойнее. Он сдержал данное директору слово, учился, как никогда раньше, вкладывая в ученье всю ту энергию, которая до этого растрачивалась на неосуществимые мечты о фронте. В его рвении чувствовался, пожалуй, какой-то ребяческий фанатизм; хотя успехи и не приносили настоящего удовлетворения, зато они являлись единственным лекарством от тоски и щемящего чувства, появляющегося в душе мальчика всякий раз, как он вспоминал о друзьях, находившихся на фронте.
4
С тех пор как полк Карла Зитара вернулся после отдыха на позиции, в окопах в течение нескольких недель было сравнительно тихо и спокойно. Изредка доносился грохот пушек, и в ясные дни над болотистыми местами показывались аэропланы. Это были обычные фронтовые будни. До тех пор пока не наступили морозы и не застыли болота, не могло быть и речи о серьезном наступлении ни с той, ни с другой стороны. А на легкопроходимых участках фронта немцы так укрепились, что любое наступление было бы обречено на неудачу. Бетонированные пулеметные гнезда, ряды блокгаузов и проволочные заграждения на всем протяжении переднего края позволяли немцам чувствовать себя в безопасности. Так и казалось, что грядущая зима будет похожа на две предыдущие: редкая перестрелка, иногда попытка перейти в наступление — и месяцы затишья.