Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
Узнав, что до отправки полка времени еще много, Янка возобновил занятия в школе и, казалось, вернулся к прежнему нормальному образу жизни. Тройка за поведение заменилась пятеркой, и за короткий срок Янка наверстал все упущенное. Этот стратегический маневр должен был усыпить бдительность брата, домашних и в нужный момент помочь осуществить намеченное.
…У стрелков дни проходили в напряженных строевых учениях. В лесу на дюнах, за кладбищем и Зиемельблазмой, они упражнялись в метании гранат и преодолении проволочных заграждений. Офицеры рассказывали бойцам о новых приемах боя и проводили с ротами тактические занятия. По всему чувствовалось: готовятся решающие бои. На эту мысль наводили и многочисленные вечеринки, устраиваемые чуть не каждый
Гремят трубы, грохочут барабаны, нежно поют флейты, кружатся пары — офицеры бок о бок с простыми солдатами. И старый полковник задумчиво смотрит на свой полк. Поднимается занавес, и со сцены сыплются остроты, звучат куплеты. И опять музыка. Шумит последний карнавал. Может быть, это увертюра к какой-то героической драме.
В один из дней стрелкам выдали новые овчинные полушубки и зимние шапки. Люди возвращались из отпусков, и кругом все настойчивее поговаривали о скорой отправке полка на позиции. Уже намечен был день, уже одну из вечеринок называли последней, и стрелки собирали отданное в стирку белье. И наконец, как-то утром знакомый унтер-офицер сообщил Янке:
— Говорят, что мы сегодня уходим.
Янка немедленно отправился к Карлу.
— Это верно, что полк сегодня отправляется?
— Неизвестно, — уклончиво ответил Карл. — Вернее всего, нет, иначе командир полка сказал бы об этом офицерам.
Но когда Янка, делая вид, что уходит в школу, попрощался с братом, долгое, крепкое рукопожатие Карла и его сердечный взгляд рассеяли все сомнения: это было расставание! Они уходят… «Но не без меня», — решил Янка.
В то утро мальчик не пошел в школу. Весь день он провел в помещении одной из рот, стрелки которой считали его своим и даже готовы были зачислить в личный состав роты. Янка здесь же пообедал и собирался пробыть до вечера, когда вдруг пришел ефрейтор и сообщил, что сегодня вечером в «Блазме» [48]опять состоится вечеринка. Стрелки встретили эту весть с большой радостью, некоторые тут же принялись начищать сапоги и бриться, а Янка, огорченный, собрал книги и отправился домой. К чему такая проволочка? Кому нужна эта дурацкая вечеринка? Жди и томись. И нет никакой уверенности, что полк не уйдет потихоньку без тебя на фронт. Это было бы совершенно непростительно.
Опечаленный, он уселся вечером за книги.
Но недолго пришлось Янке ждать. Возбужденное настроение стрелков, подозрительно оживленная деятельность офицеров и скрытность Карла указывали на то, что роковой момент близок.
И вот как-то ночью…
Глава шестая
1
Ничто не предвещало, что этот день будет не таким, как предыдущие. Утром стрелки, как обычно, вышли в лес на прогулку, опять в дюнах послышался шум трещоток, изображающий пулеметные очереди, дымили полевые кухни, и вечером бойцы с котелками выстроились в очередь за супом. Никто ничего не знал и не говорил. В обычное время прозвучал сигнал на вечернюю поверку.
Янка сидел за уроками до десяти часов. Затем, проверив, в порядке ли приготовленный тайком вещевой мешок, спрятал его под кровать и погасил лампу. Он долго не мог уснуть, что случалось в последнее время довольно часто. Он думал о побеге из дому,
Вот немецкий пулемет в бетонированном гнезде. Его не возьмешь штурмом, каждую атаку встречает ливень пуль. Но Янка пробирается лесом и кустами в тыл (там обязательно будут кусты) и бросает ручную гранату. Пулеметный расчет убит наповал, смертоносная сеялка затихла. Для роты, для всего полка открыт путь ко второй линии противника. Сам командир полка хлопает Янку по плечу и говорит: «Хорошо, что я тебя взял. Что бы мы без тебя делали. Ты один стоишь всей роты. На, сынок, носи этот орден и командуй пока отделением. Я посмотрю, как у тебя получится, может, дадим тебе даже взвод…»
И таких возможностей там представится много. Где у других не хватит смекалки, там Янка моментально найдет выход. Он будет, конечно, самым сообразительным, потому что постарается много думать, думать каждой клеточкой мозга и не будет знать страха.
Мечтая таким образом, он незаметно уснул. Но фантастические видения продолжали занимать сонный мозг, и заманчивые картины вереницей проходили перед мальчиком. В темном ночном небе над полями сражений взлетали ракеты, самолеты носились, точно стрекозы в июльский полдень, выла шрапнель, рвали землю «чемоданы» [49], и большой цеппелин переломился посередине, как разрезанная колбаса. Потом опять наступила ночь. Вокруг непроницаемая темень, и лишь вдалеке слышалась песня стрелков. Появились новые сновидения, другие шумы, а далекая песня все продолжала звучать. Она то приближалась, то становилась еле слышной.
Вдруг Янка проснулся. Кругом темно, только слева в окне отражался рассеянный бледный свет — это звезды. Где-то в ночи звучала песня и слышался грохот колес по замерзшей дороге. «Неужели?..»
Одним прыжком Янка очутился у окна. Напряженно прислушался. Пели стрелки. Полк уходил. Они далеко, возможно, уже у моста.
Стрелки часов показывали час ночи.
Великий момент наступил. Теперь или никогда! Янка поспешно оделся и, спрятав под пальто мешок с вещами, на цыпочках прокрался в коридор. Противно взвизгнула задвижка, загремела дверная ручка. Но никто не проснулся, и Янка беспрепятственно выбрался на улицу. Он сразу же свернул в переулок и побежал к мосту. Мягкий песок, не смерзающийся даже при самых сильных морозах, словно связывал ноги. Шаги укорачивались, и при подъеме в гору трудно было бежать. Скорей, Янка, спеши, пока они не потерялись в темноте!
Он чуть не рыдал от нетерпения. Душа его в отчаянной тревоге рвалась вперед, стремясь опередить тело, туда, где колонна стрелков двигалась к реке. Какое счастье, что он вовремя проснулся! Вот уже виднеются темные ряды солдат, при свете луны поблескивают штыки, и слышно звяканье котелков.
Янка побежал наперерез колонне и очутился у моста в тот момент, когда по деревянным понтонам загрохотали шаги первой роты. С вещевыми мешками за плечами и винтовками за спиной, в полушубках и шинелях шагали стрелки. У края дороги толпились провожающие: девушки, мальчишки, пожилые люди. Кое у кого виднелись запоздалые цветы. Множество рук приветственно махало в воздухе. В глазах женщин горел лихорадочный огонь — такой горячий, что глаза словно плавились от него и по улыбающимся лицам струились прозрачные капли.