Семья Зитаров. Том 2
Шрифт:
— Горько! Горько!
«Молодой» муж целует жену, и горькое становится сладким. Он сидит на почетном месте, этот пожилой человек с крашеными волосами. Сегодня его усы не топорщатся, как у моржа, концы их закручены и гордо поднимаются кверху — ведь всю прошлую ночь они находились в зажимах. Через месяц он будет седым.
Шафранная булка с изюмом, холодная телятина, домашнее пиво, водка и сладкие наливки, потом цикорный кофе. Очень шумно, громкий смех, и все-таки что-то не так, как должно быть на свадьбе. Неискренне, фальшиво, точно музыка шарманки, прогремело это событие. Ни настоящей радости, ни досады — только что-то для видимости. Наступает момент, когда усталые гости уезжают домой спать. А Эльза принимает ключи от дома и начинает свысока разговаривать с работниками.
— Сегодня ты не пойдешь в трактир, — заявляет она мужу.
Через неделю мельник пишет завещание — таково желание жены. С каждым днем он становится все незначительнее в своем доме, кое в чем он уже не имеет решающего слова. Но они довольно хорошо ладят между собой, ведь корыстолюбие присуще их натурам. На этом фундаменте построено их согласие.
После свадьбы Эльза взяла к себе маленькую Эльгу, потому что в доме нужен был человек, который обслуживал бы хозяйку и присмотрел за ребенком. Лучше уж свой человек, чем служанка: он так же все выполняет, а платить ему не надо. Чета Кланьгисов могла даже похвастать своей благотворительностью.
— Взяли к себе сиротку.
Мудрый человек умеет все повернуть себе на пользу: чего он коснется, то сразу отразится лучами благодарности и почтения; он как солнце, вносящее свет в горестную ночь.
Глава четвертая
За одну неделю Карл Зитар имел три важных разговора. Они сыграли решающую роль во всей его дальнейшей жизни.
Первый состоялся в Риге, в Центральной землеустроительной комиссии. Долго просидев в приемной и напрасно ожидая, что швейцар доложит о нем члену комиссии Гобе — тому самому, который когда-то был прапорщиком и командиром взвода в стрелковой роте Карла, — он, наконец, не выдержал и совершил неслыханную дерзость: без доклада вошел в кабинет своего бывшего боевого товарища. Излишне усердствующего швейцара пришлось немного потеснить в сторону, и из-за него поднялся небольшой шум.
Член комиссии Гоба хмуро и недовольно посмотрел на вошедшего:
— Я вас не приглашал.
— Я знаю, но мне некогда ждать до второго пришествия, пока ты вздумаешь пригласить меня, — ответил высокого роста мужчина в старой, обтрепанной военной форме. — Меня зовут Зитар. Может быть, помнишь?
Да, конечно, хорошо вглядевшись, Гоба узнал бывшего командира. Он пошел Карлу навстречу и протянул руку.
— Почему ты не передал записку? Я бы тебя сразу принял. Ну, извини. Ты сам видишь, как мы тут бьемся, — головы не поднять. Чем могу служить?
— Я пришел выяснить свои права на землю, — ответил Карл.
Они уселись по обе стороны письменного стола. Гоба предложил папиросы, и дальше беседа потекла уже совершенно интимно.
Рассказав о своих делах после ухода из полка, Карл спросил:
— Могу я рассчитывать, что получу землю?
Подумав немного, Гоба ответил вопросом на вопрос:
— Ты уже вступил в какую-нибудь партию?
— Нет. Но какое это имеет значение?
— Довольно большое. С одной стороны, это хорошо, что ты еще никуда не вступил. Теперь ты можешь вступить в такую, которая имеет больше влияния. С мелкими группировками лучше не связывайся, там ничего толкового не получится.
— На фронте мы были все равны…
— Фронтовое время прошло, а в политике нынче не сабли решает дела. Если б ты не скомпрометировал себя там, в Сибири, то по своему положению и заслугам мог бы получить первую категорию. Теперь тебе о ней и мечтать не приходится. Объекты наделов различны. Не всем воинам удастся получить центры имений, фруктовые сады и мельницы, кое-кому придется пойти и на раскорчевку. Вступи в Крестьянский союз [24] и в айзсарги. Если не сделаешь этого, может случиться, что и со своей первой категорией попадешь в кусты.
24
Крестьянский союз — крупнейшая, крайне правая партия латвийской сельской, а также и городской буржуазии. Созданная весной 1917 г., в буржуазной Латвии руководила большинством сменявших друг друга правительств. В 1934 г. лидер Крестьянского союза К. Ульманис установил в Латвии фашистскую диктатуру, которая просуществовала до 1940 г., когда была сметена революционными трудящимися массами.
Карл покачал головой.
— Из меня айзсарг не получится. Если пролитая мною на фронте кровь ничего не значит…
Гоба усмехнулся.
— Многие центры имений получили люди, которые пороху и не нюхали. У них хорошо привешен язык, у них связи и громадные аппетиты, хотя они никогда не мокли в траншеях, не испытывали нужды и не рисковали жизнью. Некоторые из них даже приносили вред своему народу, наживались за счет его разорения, и единственная их заслуга в том, что они не в одиночестве стоят на политической арене. Невыгодно находиться в одиночестве, каким бы ты честным и хорошим ни был.
— Но если ты знаешь это…
— Мы все это знаем.
— А если вы это знаете, то почему допускаете подобные вещи? Ведь когда-нибудь история скажет свое слово, и народ заклеймит презрением этих коммерсантов.
— Как тебе объяснить?.. Мы вынуждены допускать это. Фактическая власть, народное представительство, находится в руках партий. Ни одна отдельно взятая партия не сильна настолько, чтобы управлять страной так, как ей хотелось бы. Силы разделены, правителей много, и они не могут обойтись друг без друга, приходится ладить со всеми.
— Соглашение?
— Да. Приблизительно так. Все происходит на почве компромисса. Если кто-нибудь из наших хочет что-либо получить, за это мы должны дать другим что-то равноценное.
— Даже если им это не полагается?
— Такой вопрос просто неуместен.
— И чтобы решить какое-то небольшое дело, нужно идти на несправедливость?
— Этого требует компромисс.
— Гоба, тебе не кажется, что это… отвратительно?
Гоба пожал плечами:
— Надо привыкать, милый. На фронте мы привыкли ко вшам и запаху трупов.
— Но ведь теперь все это прошло. Люди не могут вечно ходить в грязном белье и переносить дурной запах. Как ты считаешь, неужели не проснется в народе чувство чистоплотности? Что если ему в один прекрасный день опротивеет вся эта ложь, все наши компромиссы и он возьмет в руки дубинку?
— Тогда многие получат по шее.
— В том числе и ты?
— Весьма возможно.
— И все те, кто брал не полагающееся им?