Семья Звонарёвых
Шрифт:
Звонарев рассказал ему все, что знал об Ольге Семеновне.
– Саквояж, говоришь, передали?– переспросил Борейко.– Где же он?
– На вокзале, с вещами оставил, - ответил Звонарев.
– Ну и растяпа ты!
Борейко кликнул денщика и приказал срочно вызвать к нему на квартиру из команды разведчиков бомбардира Блохина и "вольнопера" Зуева.
Когда Борейко сообщил им о саквояже, Блохин сразу забеспокоился, помрачнел.
– Эх, как неладно получилось!– вырвалось у него с досадой.– И меня можете подвести,
Он тут же предостерег:
– Ежели жандармы доберутся до этого саквояжа, отрекайтесь от него, Сергей Владимирович. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю. Дескать, какой-то подлец подкинул.
В это время появился Вася. Военная форма ему шла. Выглядел он молодцевато и браво.
– Дядя Сережа!– бросился он к Звонареву.– Надолго к нам? Где тетя Варя? Как Надюшка?
Казалось, потоку его вопросов не будет конца.
– Я служить сюда к вам приехал, - любуясь им, сказал Звонарев и, достав из кармана письмо, передал Васе: - Это тебе велела отдать тетя Варя.
Блохин нервно теребил усы. Мысль о саквояже не оставляла его.
– А что, если мы с Васьком сбегаем сейчас на вокзал за вещичками вашими?– взглянул он на Звонарева.– Объясним, что они срочно понадобились. Вы нам только бумажку черкните, вроде доверенности, что ли.
– Может быть, как раз тебе и не следовало бы идти туда, - заметил Борейко.
– Чепуха, - отмахнулся Блохин.– Меня-то тут никто не знает. И потом я умею зубы заговаривать. Авось и обойдется с саквояжем!
– Ладно, идите!– согласился Борейко.
Пока Блохин и Зуев ходили на станцию, Борейко и Звонарев побывали у командира бригады полковника Кочаровского. Штаб бригады помещался неподалеку от квартиры Борейко, в здании женской прогимназии.
Выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица, полковник был, по выражению Борейко, "недурственным командиром". На эфесе его шашки висел Георгиевский темляк за бои в Маньчжурии. По натуре Кочаровский был резок, даже грубоват, но прямолинеен, не признавал никаких полумер или неопределенных мнений. За это его недолюбливало начальство, и он медленно продвигался по службе.
В гвардии служил его сын, отличавшийся необыкновенно высоким ростом: больше сажени. В этом отношении сам царь считал его "эталоном" гвардейца. Даже в Преображенском полку редко появлялись солдаты, которые могли бы потягаться с Кочаровским-сыном в росте. Благодаря сыну при дворе был известен и отец, но полковник, ненавидевший карьеристов, старался держаться подальше от высшего света и никак не использовал славу сына.
Полковник любезно принял Сергея Владимировича и прежде всего справился, кто его направил в бригаду и на какую должность. Ознакомившись с предписанием начальника Главного артиллерийского управления, гласившим, что инженер Звонарев откомандировывается с завода в распоряжение командира первой тяжелой артиллерийской бригады, Кочаровский потребовал аттестаты на все виды довольствия.
Полковник поморщился.
– Право, не знаю, как мне поступить. Воинский начальник должен был снабдить вас всеми документами. Да и зачисление в часть производится только высочайшим приказом.
– Сейчас война, господин полковник, - напомнил Борейко.– По-моему, формальности мирного времени теперь не играют существенной роли. А инженер Звонарев нужен нам до зарезу. При нашей сложной технике никак не обойтись без специалиста.
– Что верно, то верно!– согласился Кочаровский.– Переговорю с местным воинским начальником. Возможно, он выдаст необходимые документы.
Перед тем, как отпустить Звонарева, он неожиданно справился:
– А как ваши политические взгляды, господин прапорщик? Не принадлежите ли вы к сословию вольнодумцев? А то сейчас это поветрие очень распространенно.– И, не дожидаясь ответа, строго заметил: - Должен предупредить, что я в своей бригаде держу людей только преданных престолу и отечеству. Да-с! Иных не терплю и не уважаю. Прошу это учесть и запомнить. А сейчас - имею честь.
Полковник сдержанно пожал руку Звонареву и Борейко, и те, откозыряв, вышли.
По дороге в свой дивизион они встретили поджидающего их Блохина. По довольной, улыбающейся физиономии солдата Борейко и Звонарев поняли, что с саквояжем все благополучно.
Во время обеда Борейко представил офицерам Звонарева, как нового сослуживца. В столовой офицерского собрания было тесно, шумно. Большинство офицеров, призванных из запаса, имели самый штатский вид. Кадровые офицеры выделялись подтянутостью, хорошей выправкой. Они снисходительно разговаривали с офицерами-запасниками. Звонарев выгодно отличался от последних, хотя и пробыл в запасе десять лет: сказывалась работа на военном заводе.
Старший офицер батареи, которой командовал Борейко, поручик Трофимов, пышноусый щеголеватый блондин, знакомясь с Сергеем Владимировичем, сказал:
– Никогда бы не поверил, что вы из запаса. Сразу чувствуется боевой офицер-портартурец.
Видимо, Трофимов пользовался авторитетом в офицерской среде. После этих слов Звонарев ловил на себе удивленные взгляды не только запасников, но и кадровых офицеров.
Ночью Борейко срочно вызвали в штаб бригады. Вместе с ним поднялся и Звонарев.
– Что бы это значило?– спросил он, глядя на спешно одевающегося Борейко.– Полковник, по всей видимости, не тот человек, что любит по-пустому тревожить людей. Верно, что-то серьезное?
– Вестимо, серьезное - война, братец мой! Выступаем. Что же еще...
Окна прогимназии были освещены, и еще издалека Борейко увидел собравшихся у входа офицеров. Кочаровский, в походной форме, подтянутый и строгий, объявил приказ о выступлении в поход.
– С утра начнем грузиться в эшелоны. Прошу подготовить все к пяти часам.