Сень
Шрифт:
— И когда? — с непонятными интонациями спросил Таню Сталин.
— Когда модуль доделают, тогда и полечу. Думаю, ближе к лету.
— Так, а кто у нас этот модуль делает? И на какие, извините, шиши?
Вот только ответа на этот вопрос Иосиф Виссарионович не дождался. Впрочем, и вопрос-то был сугубо риторический…
А таких риторических вопросов у Сталина появилось много. Тридцатого декабря в Дубне был произведен торжественный пуск атомной электростанции мощностью в двести сорок мегаватт на полную мощность. А в трехстах метрах он нее была закончена установка корпуса следующего водо-водяного реактора, который — по расчетам Курчатова — через полтора года будет выдавать уже пятьсот сорок мегаватт
Правда Игорь Васильевич, уже подсчитавший, что первую «большую» электростанцию Доллежаля позже можно будет «дотянуть» до примерно четырехсот мегаватт, конструкцию Африкантова оценил даже более высоко: по его мнению, если использовать «предложения» товарища Серовой, немецкую станцию будет несложно модернизировать до практически двухсотмегаваттной мощности. Но Таня, когда Берия спросил, что она думает о таких идеях Курчатова, ответила несколько… замысловато:
— Разогнать реакторы конечно можно. Но — не нужно. Проще новый реактор построить.
— Но ты же сама говорила, что реактор Доллежаля позже можно хоть до пятисот мегаватт разогнать!
— И опять повторю: можно, но не нужно. Чтобы разогнать сам реактор, достаточно просто топливо поменять. А чтобы реактор при этом не взорвался, необходимо поменять все его обрамление. Поставить новые циркуляционные насосы, парогенераторы тоже новые, поменять турбины и генераторы электрические. Экономия получается лишь на корпусе реактора, а простой кусок железа можно и новый сделать.
— А ты хоть знаешь, сколько этот кусок железа стоит?
— Знаю. Поэтому я могу предложить подрядить на изготовление этого железа чехов. Причем особо подчеркну, что не Чехословакию, а простых чехов, выстроив там нужный для этого завод. То есть даже не выстроив, а только оплатив его строительство: у нас рабочих рук и так не хватает.
— То есть ты предлагаешь передать технологии…
— Некритические — да, предлагаю. Потому что сами чехи из этого куска железа электростанцию выстроить никогда не смогут. И немцы, которые пусть циркуляционные насосы нам делают, тоже не смогут. И вместе они атомную станцию не сделают. Просто потому, что у них никогда не появятся технологии, позволяющие делать топливные элементы для АЭС.
— Но французы же сделали! И даже электростанцию запустили!
— И англичане тоже сделали. Ну и тьфу на них. Французы, конечно, молодцы: сами на ровном месте разработали и выстроили электростанцию атомную. Мощностью аж в сорок четыре мегаватта. И запихнули в него четверть всего урана, который они смогли у себя за все время с войны добыть. Конечно, сейчас они полезут копать уран в колониях, но мы им можем в этом слегка помешать. Британцам, правда, помешать не можем, они уран из Австралии к себе скоро потащат — но опять повторю: пока у буржуев нет центрифуг для обогащения урана, атомные станции для них будут лишь дорогостоящей экзотикой, причем самой большой проблемой окажется нехватка собственно урана: без обогащения реакторы его очень много потребляют и быстро выжигают. А центрифуг у них еще долго не будет…
— И ты об этом позаботишься…
— Нет, Лаврентий Павлович, пусть об этом Абакумов заботится. А я позабочусь о том, чтобы наши потребители электричества жили долго и счастливо.
— Вот и заботься, а то, видишь ли, в космос опять лететь задумала.
— Мне туда не хочется, там холодно и скучно. Но сейчас только я смогу собрать пилотируемую станцию, так что мне просто деваться некуда. А когда эту станцию мы соберем, я с удовольствием о космосе навек забуду.
— Ага, вот прям щяз. Иосиф Виссарионович против твоей идеи Поповичей вместе запускать: говорит, что буржуи сразу какую-то гадость в прессе про них опубликуют. А вот чисто женский экипаж он считает допустимым. Может ты с Мариной полетишь? Мы тебе еще Звезду на китель повесим, и всем буржуям нос утрем. А про то, что вы еще и станцию на долговременную орбиту поднимали, сохраним пока в тайне.
— Не выйдет, просто по энергетике не выйдет. Мы уже все просчитали: лететь мне придется одной, с жизнеобеспечением на трое суток максимум: топлива очень много понадобится, и запас небольшой если у меня сразу стыковка не пройдет — а я и так на циклине полечу, ничего лишнего с собой взять уже просто не получится. Вдвоем мы просто не долетим куда надо, а если чисто женский экипаж — так я Свету Качурину максимум за полгода к полету подготовлю.
— Так у нее же двое детей!
— А вы что, думаете, что каждый, кто в корабль садится, уже смертник? Слетает, Звезду получит… и на погоны — тоже. Нос нужно утирать по-крупному!
— Старая ты вымогательница! Ладно… я программу Челомея посмотрел уже внимательно, мне она нравится. Как думаешь, осилит?
— Надеюсь. В любом случае у Королева сейчас приличных идей нет, а Янгель — у него своя работа, возможно, более важная чем все остальные. Если… когда он сделает ракету, которая донесет до супостата десять-двенадцать специзделий по паре мегатонн, то можно будет вздохнуть относительно спокойно. Но пока эта работа не выполнена, дергать его и пытаться подсунуть другие задачи совершенно неправильно. Так что пусть спокойно делает свое дело, а я — буду делать своё. Примерно до лета буду…
И в новом, тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году Таня — как и многие миллионы остальных советских граждан — занималась своей работой. И в качестве «побочного результата» этой работы она выяснила, почему же при «путешествии» у реципиента полностью белеют волосы. То есть это был абсолютно побочный эффект при отработке выращивания «запчастей» для инвалидов непосредственно на их теле. Небольших таких «запчастей», вроде отстреленного пальца или уха. То есть, скажем, с ухом все было просто: хрящевая ткань «не помнит» исходной формы органа, основой которого она является, поэтому «форму» придавала изготовленная «по лекалам конкретного человека» пластиковая арматура — и Танина работа в основном заключалась в налаживании серийного производства требуемого пластика (который должен был полностью рассасываться года через три пребывания в человеческом организме). А вот с пальцами было несколько хуже: хотя костная ткань и была относительно «гибкой» в плане заместительной хирургии, проблемы возникали большей частью с тканью мышечной, а уж с нервной тканью все было совсем паршиво. Таня Ашфаль, вспомнив все, чему ее учили в медицинской школе, решила применить «устаревшую», но иногда еще используемую технологию направленной электрической стимуляции при выращивании нервных волокон — и определенных результатов добилась. И вот тут-то…
Оказалось, что такая стимуляция при определенных параметрах воздействия напрочь блокирует выработку каталазы клетками, подвергнувшимися такому воздействию. А так как волосяные фолликулы вырабатывают довольно много перекиси водорода, каталазой расщепляемой «на месте», волосы просто обесцвечивались в процессе роста, поскольку перекись полностью расщепляла меланины. Когда становится ясна причина явления, то исправить такое «недоразумение» оказалось очень просто. Таня попробовала (не на себе, а на «подопытных кроликах» в госпитале) и убедилась, что «лекарство» работает. А на отдельно выращиваемой «культуре» кожи собственной головы узнала, что Таня Серова в детстве была светло-русой (но до «натуральной блондинки» все же не дотягивающей).