Сентиментальный детектив

Щеглов Дмитрий

Как будет выглядеть сейчас их встреча? По дороге он купил большой букет цветов, огромную коробку конфет, и неожиданно разволновался, будто первый раз в жизни шел на свидание. Что он скажет ей? Нет, насчет того, что ему накаркали врачи, он промолчит. Скажет, что уезжает далеко и надолго, вот пришел попрощаться, а то может так случиться, что больше и не придется увидеться.

А если дома будет муж? Ну и пусть будет, что ему чашку чая жалко выставить на стол? А если дети? Сколько она сказала у нее сыновей? Трое? А если они будут дома? Ну, что ж полюбуюсь на них.

Тойота кремового цвета медленно ползла в потоке машин. Вот и удаленный спальный район Москвы. Скударь свернул на знакомую, исхоженную пешком вдоль и поперек улицу, и подъехал к ее дому. Припарковаться негде не было. В конце дома, превращенном, двумя врытыми столбами в тупик, у крайнего подъезда, статный красавец ремонтировал старенькую «копейку». Скударь хотел уже сдать назад, когда мужчина помахал ему рукой.

– Ставь свою тачку, здесь, на проезде. Она не мешает, я выезжать не буду. Закурить не найдется?

Скударь отдал ему почти полную пачку сигарет.

– Спасибо! Но мне только одну.

– У меня еще есть в бардачке! – сказал Рюрик выныривая из салона машины с огромным букетом роз и коробкой конфет.

– Ну, тогда ладно!

Дверь в подъезд была нараспашку открыта. Скударь нажал в лифте на кнопку седьмого этажа. Лифт был новый, но порядочно исписан доморощенными рифмоплетами. Волнуясь, Скударь доехал до нужного этажа, вышел, поправил галстук, посмотрел на букет и лишь после этого нажал на кнопку звонка. Дверь открылась и его, как в былые времена за руку затащили в квартиру. Не успел он подать цветы и освободить вторую руку, как на шее у него висела та, единственная, с которой он мысленно жил все эти годы. Его облизали, исцеловали, и повели на кухню. На ту же самую кухню, где он любил давить бычки в чайном блюдце.

– Подожди! А где дети?.. Муж?

Смеющиеся, счастливые глаза выглянули в окно.

– Детей я отправила в кино, и на автоматы, они у меня давно просились. А муж, вот он, Жигули ремонтирует.

– Так это твой муж?

– Мой! Он тебе не понравился?

– Почему не понравился? Понравился! Видный шкаф. Я с ним даже немного поговорил.

Окунувшись в свое далекое далеко, а теперь снова близкое и такое родное, Рюрик потерянно улыбался.

– А если он придет?

Она, как всегда отвечала невпопад.

– Ты не бойся его, он у меня смирный. И не ревнивый.

Скударю почему-то вдруг стало стыдно. Он только сейчас уяснил себе, как наверно муторно было ей, когда подначивали ее подружки, спрашивая, через сколько месяцев вновь появится ее студент женишок.

Она засыпала его вопросами. Где он живет? Сколько у него детей? Помнил ли все эти годы ее? Почему ни разу не позвонил? Почему тот раз ушел? И гладила, гладила его лицо.

– Я за этот миг, чтобы только увидеть тебя, пол жизни готова была отдать. Ненаглядный мой, у тебя уже седина начала пробиваться?

Те же ласковые руки, так же нежно, как и раньше ерошили его жесткие волосы.

Сквозь тонкий халат он чувствовал родное и близкое тело. На глазах навернулись слезы, Рюрик спрятал сумрачное лицо, на котором нервно ходили желваки, у нее в волосах. И будто нырнул в обволакивающего дурманом любви и неги, туман. На душе стало тепло и покойно. Он тоже кому-то нужен на этой земле.

Говорят, самые несчастные люди на свете детдомовцы. Поэтому они и ищут всю жизнь тех, кто оставил их пылинкой в этом огромном мирозданье. Пусть хоть кто они будут, но пусть в сознании появится ниточка, что ты не одинокий каменный истукан, стоящий на ветру среди чужих, равнодушных человеческих судеб.

– Ой, что же это я? Даже чаем тебя не угощу! – вдруг встрепенулась она. – Хочешь взглянуть на мою квартиру. Хотя ты ее знаешь.

Для приличия Скударь заглянул в комнаты. Ухоженная, отремонтированная, сверкающая чистотой как операционная палата, столь знакомая ему квартира, пахла уютом и солнечным светом. Вот детский рабочий стол. В кружке тщательно заточенные карандаши, аккуратная стопка бумаги. Ничего лишнего. А по бокам книжные шкафы, книжные полки. Средний достаток дополнялся заботливой женской и мастеровой мужской, руками.

Скударь вернулся на маленькую, но уютную кухню. Она прижалась к нему, и пока чайник грелся на плите, они стояли тесно прижавшись, друг к другу. Немного надо человеку для счастья. Только кто нам об этом расскажет? Безжалостное время неумолимо гонит человека к финишной черте оставляя ему на последнем вздохе лишь память о самых светлых днях его жизни. Как вернуть их?

Рюрик сподобился. Повезло ему. Он теперь знает, как проживет этот месяц. Только сын, и его ненаглядная. Он выпросит у нее свидания. Пусть украдкой свидания, пусть урывками, но выпросит. Просто побыть вместе. На скамейке посидеть, поглядеть на взволнованное, полузабытое лицо.

Входной дверной звонок неожиданно залился веселой трелью. Арина выглянула в окно.

– Это муж наверно, Лешка мой. Да, ты не стой, садись!

Из коридора, как бы оправдываясь, доносился басовитый, мужской голос:

– Ариш, забыл отвертку крестовую на балконе!

Муж проследовал мимо Скударя, и открыл балконную дверь.

– Сиди, сиди! – успокоил он Рюрика, когда тот попытался встать, освобождая проход. – Ты мне не мешаешь.

– Может с нами чай попьете? – предложил нахальный гость. Муж Алексей отрицательно покачал головой.

– Ну, вот, сигареты отобрал, теперь еще и конфеты поем. Пейте без меня. Мне еще долго ковыряться.

За ним захлопнулась входная дверь.

– Ариш, а он тебя не ревнует? – с удивлением спросил Скударь.

– А к кому? Ты был и сплыл, а больше ревновать не к кому.

– А что он подумает сейчас, кто к тебе приходил?

Она хитро улыбнулась.

– Гм. м! Мне самой интересно стало. А действительно, что он подумает, когда вечером домой придет?

Скударь попробовал придать лицу серьезное выражение.