Серафим
Шрифт:
– Я отец Петр, игумен мужского монастыря, профессор духовной семинарии. – Что случилось? – он положил руку на кипящую голову Игоря.
– Помогите мне… Помогите… - Игорь еле цедил слова, почти не открывая рта. Они шли откуда-то глубоко изнутри, с трудом пробивая себе дорогу.
– Пойдемте со мной, – батюшка взял его под руку, но Игорь не мог сдвинуться с места. Игумен взглянул на женщину. Та взяла вторую руку, и вместе, с большим трудом, они отвели его в придел, осторожно опустили на лавку.
В помещении никого не было. Петр дал знак, и женщина вышла, прикрыв за собой дверь. Игорь долго сидел, безмолвно уставившись в одну точку. Чуть перевел взгляд, увидел священника, смутно осознавая происходящее. Наконец понял что-то. Бурно и горестно разрыдался, ничуть не стесняясь стоящего напротив.
– Как зовут тебя?
– Игорь… - он вытирал глаза мокрыми от своих же слез руками.
– Расскажи мне, что с тобой произошло, – отец Петр смотрел на него внимательно.
Игорь сильно закашлялся, поперхнувшись. Стало легче.
– Откуда это у тебя? – игумен взял его руку и стал рассматривать перстень. Изучал долго, вертя палец во все стороны, словно убеждая себя в чем-то.
– Да парень, вижу, плохо дело… Рассказывай обо всем.
Игорь стал неуверенно говорить. Сбивчиво, задыхаясь, часто останавливаясь, ничего не скрывая и не жалея красок. Выложил все, все подробности, ничего не забыл. Батюшка слушал не перебивая, с большим интересом относясь к рассказанному. Наконец взволнованный Игорь затих. Он чувствовал себя совершенно вымотанным. У священника же, напротив, глаза засверкали, спина выпрямилась, в лице проступила решительность.
– Знал я этого барона, – отец Петр задумчиво смотрел на сидевшего с понурой головой Игоря. – Страшный был человек. Будто зверь лютый… Именно из-за него я здесь… - игумен прикрыл глаза, вспоминая далекую молодость. – Да, натворили вы с другом… Мир праху его…
У Игоря от горьких мыслей о Юрке опять полились крупные слезы, губы задрожали. Он закрыл лицо ладонями, ссутулился…
Долго молчали.
– Что же делать теперь? – он смотрел на ненавистный перстень. Камень потускнел, кольцо тугим обручем сжимало палец. Казалось, оно стало на размер меньше, больно вгрызаясь в кожу, жестко сдавливало фалангу. Снять его не представлялось возможным совершенно… - Как быть?
Монах опустил посветлевшие веки:
– Мертвые не прощают вторжения в их мир. Усопшие чутко охраняют свой покой, пребывая во мраке безмолвия. Ничто и никто не вправе тревожить покойных. Их трепетные души определяются Промыслом Господним, а дальнейшая судьба предначертана милосердным Судией.
Души великих грешников, при жизни не принявших милость Божию, и после земной смерти не имеющие сил оторваться от всего бренного, незримой паутиной удерживаемого их в тисках отвратительных пороков, долгое время скитаются в поисках возможностей утолить свои мерзкие желания. Но человеческая оболочка уже мертва и не в силах ощущать и исполнять причудливые требования падшего существа. И тогда, эти испорченные помутненным разумом, разбитые отчаянием безысходности, извращенные сознанием души, не находят себе покоя ни на земле, ни на небе. Необходимо некоторое время, чтобы подготовить место для них, определить им достойный глубины их грехов жестокий удел. Страшная участь на веки вечные ожидает несчастных, не сумевших при жизни воспользоваться Словом Божиим. Покаяться искренне, окропить сердце свое горячей молитвой.
Да просто задуматься, остановиться, оглянуться на пройденный путь, переосмыслить сделанное, заглянуть в себя, хотя бы попытаться разобраться… Увы, неосознанный собственным умом грех порождает другой, еще более тяжелый, а тот в свою очередь следующий. Так, ступенька за ступенькой выстраивается путь ведущий прямиком в пекло. И чем ниже мы опускаемся, тем труднее, а порой уже и невозможно не просто остановиться, но даже хоть чуть-чуть замедлить движение вниз! И это страшное ускорение очень быстро увлекает неразумных, в гордыне своей не видящих близкого уже дна.
Такое происходит с самого сотворения Мира, тысячи и тысячи лет, а все остается по прежнему, не меняясь. Потому, что люди не могут познать свою Божественную сущность, уподобляясь демонам тьмы, творят неправедное, называя себя и только себя венцом Творения. Однако им, по милости, дается Знание, Закон, Заповеди - путеводной нитью обязанные вести человека через тернии и невзгоды, через печали и через радости, через богатство и бедность, через отчаяние и уныние, через славу и позор.
Время жизни отмеряно каждому. Каждый достоин Божественного Единения, каждый может быть свят. И разрушают все сами, своим перевернутым умом, неверием и неправедной жизнью во грехе. И не хотят ничего менять, ибо считают, что Суд Божий это нечто далекое, эфемерное, а может даже придуманное. А ведь многие и не знают своих грехов, считают себя чистыми, непорочными. И, упертые в своей бестолковости, только перед самой кончиной пытаются что-то исправить.
Проклятые вечной тьмой нераскаявшиеся грешники, долго еще скитаются по гиблым местам, встречают себе подобных, и в страшнейшем смятении и ненависти, по попущению Божию, устраивают живым всяческие испытания человеческого духа. Блажен, кто может выстоять в этой схватке. Господь всегда с ними.
Только вера спасает человека, только вера. Вера и святая молитва. Идущие от души. Искренно, истово, страстно. Именно поэтому с живыми людьми происходят разные события, в том числе и тяжелые несчастья. Этим человеку указывается, подсказывается его дальнейший путь, его духовная судьба. Если нет у Господа другого пути именно для конкретного человека, то тогда да, испытания, горечи, потери… Значит не сможет он понять по другому, не получится.
Жизненный путь каждого записан в Книге Судеб и нет ни у кого другой планиды. Смирение перед Божьим Промышлением – вот что необходимо понять. И невозможно этого добиться, если ты не смотришь вглубь своей души, своего сердца, полагаешься на выводы холодного разума. Или поддаешься злой воле греха и порока, пытаясь оправдать свою совесть выгодами благ и мнимого уютного покоя. Покрытые ржавчиной души вопиют и трепещут в предчувствии неотвратимого.
Но сознательно заглушая тревожный набат, мы уподобляемся тяжелобольным, смертельно больным, не обращающим внимания на свою болезнь и даже не попытавшиеся придти к Исцелителю. Оттого в мире так много неправды и несправедливости. Придуманные людьми законы, без соотношения с Законами Божиими, мертвы, и очень часто ведут к духовной гибели.
Мучительны страдания грешников, но все исправимо при жизни. В смерти же, скрыт смысл человеческой кончины. Смерть подводит некий итог, грань, указывающую душе ориентиры. После смерти уже нет возможности очищения, только через мучения и мытарства, адский огонь и ужас, ужас не только забытья и безысходности, но и ужас отдаления от своего Создателя, черный плен собственных похотей и тяжелый мрак подземелья.
Души, мертвые при жизни, страшны и после смерти. Пытаясь осквернить здравствующих, ищущих, они свирепствуют, и в неистовстве перевоплощения смущают чувствительные натуры, пытаясь запугать, сломать, растоптать волю человека. И возликовать содеянному. А после, опять в беспросветной тоске биться и сокрушаться, понимая всю пагубность своей участи.