Серая Слизь

Гаррос Александр

Ничего не понимаю. Нет, все честь по чести: “Зентенес 5, 81, Каманину Денису”… Осторожно ощупываю, встряхиваю — пугливый я нынче. Не тикает, по крайней мере.

Придя домой, вспарываю бумагу “ершом”, мемориальным своим свинорезом, морально, в общем, готовый и к брускам пластида, и к белому порошку со спорами сибирской язвы… Канцелярские папки. Общие тетради.

Открываю первую попавшуюся, неравномерно исписанную по-русски крупным валким почерком. Я когда-то видел почерк Димы Якушева. Я совершенно его не помню. Но откуда-то знаю совершено точно, что это — он.

23

“Пахнет серой. Это запах горелой веры. Произвольно, вольно, настырно, жирно лезут в ноздри свободные мономеры. Спичечный коробок опрокидывается вбок, и рассыпавшиеся спички суматошно ныкают в нычки ознобные муравьи, мурашки мои. Пахнет псиной. Это запах

зверя, вышедшего из моря бензина. Все конфорки забиты тиной. Не хватает Ньютона, ньютонов, просто веса, упорства или какой-то еще скотины: за окном пружинит батудная паутина. Не разметишь асфальт собственным иероглифом, даже лезвия затихарились, наплевав на щетину, опустив подробности. Спички ломаются, не зажигаются, затвор цепляется за станину, как за штанину, и дуло уворачивается, скользя, боится смотреть в глаза. Заберу ладью, посажу в бадью, спиртом напою, е-два е-четыре первым ходом по вене двину. Айлавъю, адью. Пахнет болью, гарью, сталью, осенней ржавью, весенней гнилью, последней целью и нежностью”.

Я пытаюсь представить себе, как должен выглядеть обгоревший труп через три недели лежания на свежем воздухе.

“…Дай им знак, поцелуй меня, забери меня из миндальной дали, блевотной близи, утопи меня в хохоте серой слизи”.

Н-да.

Четыре общих тетради, две обычные, листы компьютерных распечаток, вырезки, выписки, бог знает что. Полный хаос. Стихи. Разбитые на строфы и в подбор. Отрывочные дневниковые записи. Перечни имен — просто перечни имен, по большей части мне незнакомых. Или же общеизвестных: Саш-Баш, Сергей Бодров-младший… Или полузабытых: Ника Турбина, допустим, — я не сразу вспоминаю, кто это была такая…

Цитаты, цитаты, цитаты — с указанием происхождения и без указания. Но все — так или иначе на одну тему.

“Мой дед беседовал с дьяволом, как я — с вами… Мать занималась тем, что отводила ворожбу и проклятия… На моих глазах исчезли домовые. Самые страшные заклятия потеряли силу. Духов стали вызывать для развлечения — и являлось что-то потешное. Мир стремительно упрощался, теряя всю свою нерациональную сторону… Но оскудение коснулось не только надрацио. Оно начало распространяться на все прочее. Это почти невозможно объяснить — но мир упрощается. Из него постоянно что-то пропадает. Причем эти исчезновения немыслимо трудно заметить. То, что остается, тут же затягивает брешь. Понимаете, это исчезновение не предмета, а понятия. Понятия о предмете. Раз нет понятия, то и потери не чувствуешь… Вот пример. Школьные сочинения тысяча девятьсот семьдесят восьмого, статистическая обработка. Вольная тема. Гимназисты начала века на сто человек использовали семьдесят шесть фабул, суммарный словарный запас — шестнадцать тысяч слов. Гимназисты семьдесят восьмого года — одиннадцать фабул на сто пишущих! Словарный запас — шесть тысяч пятьсот… Вымирает поэзия — тот уровень связей, на котором она существует, для современного человека почти неразличим. Короче, наш мир оскудел до невозможности… и, мне кажется, поскучнел. Для описания жизни современного человека нужно совсем немного слов…”

Андрей Лазарчук, “Солдаты Вавилона”.

Хм… К вопросу о фабулах и описаниях. И уже не из фантастики, а из самой что ни на есть реальности. Мой российский приятель, журналист-поэт-прозаик и вообще знаменитость Димка Быков рассказывал, как его, в свою очередь, знакомец Дмитрий Дибров, персонаж еще более известный, отбирал ведущих для программы на радио из числа московских студентов. Он просил их в двух предложениях пересказать последнюю прочитанную книгу. Так вот, вместо пересказа все — все без исключения! — кандидаты произносили… рекламные слоганы. “Паоло Коэльо: лучший способ отказаться от самоубийства!” “Лев Толстой: просто и доступно о законах истории и семьи!” И тэ дэ. Ни один не изложил сюжета! Московские, блин, студенты… Что там Сашка говорила о тех, кому меньше тридцати? Это ведь действительно уже другая структура мышления… “Вымирает поэзия — тот уровень связей, на котором она существует, для современного человека почти неразличим…” А что, не вымирает? Кто сейчас читает стихи? Ну да, ну да.

Вот, собственно, и поэзия… В изобилии. Все-таки он был сумасшедший, совсем сумасшедший — покойник…

…Черт, откуда у этого урода — у этой уродки, у этих уродов — якушевские тетрадочки?! Пустой вопрос… Не о том думаешь… А о чем? Давай так. Если тебе это прислали — то зачем-то. Чего хотели? Может, все-таки где-то в записях намек? Ладно, блин, едем дальше…

“…Из интервью Рэя Брэдбери журналу «Wired»:

«Практически все, описанное в “451° по Фаренгейту”, сбылось: влияние телевидения,

пренебрежительное отношение к образованию. В результате существенная часть нынешнего населения Земли попросту лишена мозгов. Хочу лишь подчеркнуть, что я все это описывал совсем не для того, чтобы предсказать будущее, — я пытался помешать его приходу»

Все, в общем, правда. И что для описания жизни современного человека нужно совсем немного слов, и что большая часть оных человеков лишена мозгов… Под каждой практически цитатой подпишусь и я сам. Но скрупулезная их — десятков, сотен — подборка выглядит (да и является) хроникой паранойи. Ласковые объятия которой по мере ознакомления с содержимым любопытной бандерольки я ощущаю все явственней…

Ага, снова наши люди. Петр Вайль, “Гений места”:

“Проблема — в скорости и густоте коммуникаций, невиданной, неслыханной и непредставимой прежде. Новизна — не количественная, а принципиальная. В этом стремительном и мощном теле-радио-газетно-кино-музыкально-товарно-туристско-компьютерном потоке исчезают и уносятся подробности, нюансы, оттенки. Как будто бы через глубины психологизма и живописные достижения портрета — по крутой параболе назад, к самому общему и оттого безошибочному — палка-палка-огуречик… Все это к тому, что мир нивелируется…”

Нивелируется… Стандартизируется… Упрощается… Более чем знакомое ощущение. Знакомое, наверное, любому мало-мальски мыслящему современному индивиду. Ощущение тотальной — всеподавляющей, всезаполняющей, всезаменяющей — унифицированной тупости. Дебильной пластмассовой простоты. Умственного удушья… Да господи, сколько об этом переговорено хотя бы нами с Джефом!

(Джеф, между прочим, как критик-аналитик и эксперт по современной культуре, никаким параноиком и уж тем более сектантом не будучи — наоборот, будучи человеком стопроцентно, безнадежно трезвым — на полном серьезе полагает (и пишет — в газетку “Часик”), что тот самый процесс… ну скажем, оскудения общего, общемирового интеллектуального поля развивается с ускорением. Если не по экспоненте. Что самым наинагляднейшим образом иллюстрирует вся означенная культура. Динамика происходящего в ней. От современного Голливуда с его энтропийным торжеством кинокомикса (и по сути, и как жанра), а значит, стандарта максимально аляповатого, простого, примитивного, детского, лишенного нюансов и оттенков (палка-палка-огуречик), — до, не знаю, современной русской прозы, с ее энтропийным торжеством бессюжетной псевдоисповедальности… “Причем заметь — процесс взаимообусловлен! Чем примитивнее кино, тем больше народу его смотрит — и наоборот. Я понимаю, Дэн, как это звучит, но все ведь доказывается совершенно элементарно. И объективно. Статистически. Я сравнил данные сайта moviemistakes.com, где все фильмы рассортированы по количеству «ляпов», небрежностей и нестыковок, с бокс-офисом all times, рейтингом самых прибыльных лент за всю историю кино. Догадайся с одного раза, что я получил. Правильно — в обоих списках все призовые места занимают фильмы последних лет пяти!… Боюсь, что причин тут уже не доискаться: это лавинообразное увеличение частоты потребления требует более легкоусвояемого продукта — или низкая калорийность пищи требует увеличения частоты потребления?…”)

Да… Но одно дело — праздные телеги под пиво, или даже интеллектуальное нытье в форме газетного эссе, а другое — такой вот якушевский архив… И вообще — при всей справедливости констатируемого, это вещи… ну все равно достаточно отвлеченные.

Я еще могу понять того же Джефа: культура — его профессия, и если она наглядно деградирует, то ему приходится либо опускаться до ее уровня, либо менять профессию. Первое западло, второе не хочется. Мне, конечно, в этом смысле проще. Хотя… хотя это еще как посмотреть. Вспоминаю Ансиса и наш с ним последний базар (“Ну вот это обстоит таким образом, так? Так. А это — прямо противоположным. Так? Так. Противоречие налицо. Так?” Молчание.). Вспоминаю ребят с канала “Россия”, которые чуть не завернули мне мой сюжет про Ригу, — хотя классный, блин, вышел сюжет, супер, блин! У меня сложилось страшное впечатление, что они просто… ничего не поняли. “Какая энтропия?… Че за энтропия?…” Хотя все же, вроде, проще пареной репы.

“…Как им объяснить, Дэн? Я же никому ничего не могу объяснить! Они, кажется, просто не оперируют теми категориями, в которых я рассуждаю…” Да, Джеф, не знаю, как им объяснить. Сам не могу.

…Так вот и Дима Якушев пытался кому-то что-то втолковать — а на него точно так же смотрели бараньими зенками, искренне не врубаясь, о чем он вообще… Ну он, нервический вьюнош, взял и… Или Сашка Князева… Целый вечер передо мной распиналась — а я думал, что у нее то ли сезонная депрессия, то ли месячные… И она тогда… Стоп! Вот тут — стоп!