Сердца тьмы
Шрифт:
— В него стреляли, Иви. Я сейчас в больнице. Они только что отвезли его в операционную.
— Боже мой! Я еду прямо туда. Приеду, как только смогу.
Я вешаю трубку и в рекордно короткие сроки одеваюсь. Только не папа, не мой мудрый, храбрый папа-медведь, который ни разу не пропускал футбольный матч или шанс сказать его единственной дочери, как сильно он ее любит. Этого не может быть, я не допущу этого. Если я оставлю свой разум в состояние неопределенности, то отгоню все болезненные мысли, которые давят на меня.
Я
Я добираюсь до больницы около четырех утра. На улице все еще темно. Первые краски рассвета все еще пытаются уклониться от горизонта над огромным, серым зданием передо мной. Температура на пару градусов ниже той, при которой комфортно, и я натягиваю на плечи джинсовую куртку плотнее, запираю машину и спешу к входу.
Раздвижные двери расходятся по сторонам, когда я подхожу ближе. Оказавшись внутри, они поглощают меня целиком. Приемная представляет собой хаотичную смесь людей и каталок, диссонанс шума и резких, незнакомых запахов. В месте, где у больных и раненых нет расписания, нет определения сумеречные часов.
Вдалеке звенит колокольчик, и молодая медсестра протискивается сквозь меня в направлении шума, ее зеленые глаза уже потускнели от усталости. Охранник устало осматривает меня и пальцем указывает в сторону стойки регистрации. Я отвожу от него взгляд и делаю шаг по направлению туда. Яркий свет заставляет меня сосредоточиться. Мои страхи угрожают поглотить меня снова.
Папа должен быть в порядке… он должен быть в порядке… он должен…
— Иви, милая?
Я вскидываю голову, но не сразу узнаю свою маму. Она настоящая южная красавица, определение грации и собранности, но сегодняшние события исказили эти достоинства. В мягких морщинках вокруг рта и лба запечатлена тревога, глаза покраснели, на лице нет макияжа, ее короткие, темные волосы растрепаны и не собраны. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видела маму в таком состоянии, и чувствую еще один укол вины за то, что была так резка с ней по телефону ранее.
— Его перевели из операционной, Иви. Он возвращается к нормальному состоянию.
— О, слава Богу!
Слезы облегчения застилают мои глаза, когда я принимаю ее объятие, отдаваясь ему полностью, как делала в детстве.
— С ним все будет хорошо, милая, — успокаивает мама, смахивая пряди волос с моего лица.
— Несмотря на то, что кто-то пытался использовать его в качестве мишени, — бормочу я, пытаясь улыбнуться сквозь слезы.
Смех мамы тоже превращается в рыдание, и мы обнимаем друг друга крепче.
— Один из его коллег позвонил мне из скорой. Он отправился на набережную, чтобы проверить подозрительный контейнер, и по пути попал в засаду. Он схватил две пули в руку и плечо, но я только что разговаривала
Мне нужна минутка, чтобы переварить эту информацию.
— Почему он пошел туда так скоро после той ночи, мама? Зачем ему так рисковать?
— Ходят слухи, что один из Сантьяго может быть здесь, в Майами.
Шокированная я отступаю назад, когда она вытирает кожу под глазами и щеки, стирая последние следы размазанной туши. Наш с папой неумолимый поиск справедливости иногда тяжело на ней сказывается.
Это серьезно… чертовски серьезно. Сантьяго здесь, на нашей родной земле? Неудивительно, что папа так стремился проследить за этим. Я чувствую сильную любовь и гордость за него, когда мне напоминают, что уничтожение картелей является личным для всех нас. Сегодня был шанс убить не только одного из главных преступников, но и одного из людей, ответственных за смерть моего брата. Я знаю своего папу. Он будет огорчен, когда придет в себя. Будет винить себя за то, что его подстрелили, когда он был так близок к победе.
— Мы можем его увидеть?
— Конечно. Хотя он еще будет спать некоторое время.
Мама берет меня за руку и ведет по извилистому лабиринту коридоров со стенами кремового цвета. Я обнаруживаю, что снова могу выносить человечью любопытность. А в ответ меня встречает целый спектр человеческих эмоций — от такого же облегчения как у меня до альтернативы мучений; эмоции, которые так легко могли бы сейчас переполнять нас, если бы пули попали бы выше.
Те же эмоции, с которыми мы столкнулись вместе как семья пять лет назад.
Мама ведет меня в отдельную комнату, и я смотрю на бессознательную фигуру, лежащую на кровати, мысленно отключая все провода и трубки, пугающие и пищащие устройства вокруг нас. Отец выглядит таким хрупким. Сломанным. Здесь нет ни намека на его обычную природную силу, и это до чертиков меня пугает.
— Удача играет на нашей стороне на этой неделе, Иви, — слышу я мамин голос. — Это третий удачный побег моей семьи. Оставайся в безопасности ради меня, юная леди. Не думаю, что смогу вынести еще хоть одну драму.
Мы обе, мам. Все мы достаточно натерпелись боли.
— Возможно, пришло время пересмотреть свою работу. Знаешь, есть более безопасные способы зарабатывать себе на жизнь.
Только не снова.
— Но я всего лишь репортер…
— Которая пишет статьи о причастности опасных преступников! — ее гнев ярко вспыхивает, а затем так же быстро угасает. Внезапно она выглядит разбитой. — Это могли быть те же люди, которые похитили тебя той ночью. Возможно, они пытались напугать тебя.
Я ничего не говорю. Не могу. Она опасно близка к тому же заключению, к которому я сама пришла. Хотя я не могу уйти от своей работы. Это последний кусочек, который у меня остался от прежней жизни.