Сердца тьмы

Вилчер Кэтрин

— Папа, — хрипит она, пытаясь оттолкнуть меня от себя. — Мне нужно проверить.

— Лежи на месте, — рычу я, не сдвигаясь ни на сантиметр.

Мне нужно, черт побери, убираться отсюда, пока не приехали копы, но пока я не могу заставить себя хоть шевельнуться. Я тону в чрезвычайно крупном плане этих сочных розовых губ, желая впиться в них своими зубами и узнать, как громко она кричит. Взгляд, которым она одаривает меня, разжигает тысячи огней. Эта женщина ненавидит меня так же сильно, как и хочет меня, но я склоню эти шансы в свою сторону при первой же возможности. Рай для Ив находится в моей

постели. Только тогда она поймет, что я так же опытен в доставлении удовольствия, как и в причинении боли.

Начинают раздаваться звуки выстрелов, но я все не могу оторваться от мысли, каким мягким и приятным ощущается ее тело. Мы идеально друг другу подходим, как я и предполагал. Ее темные волосы покрыты пылью, и тонкая струйка крови оставляет красный след на ее лбу. Я хочу провести по нему пальцем, слизать, попробовать на вкус, стереть боль. Я снова колеблюсь в своем решении.

— Что происходит? — шепчет она.

Я знаю, на что она намекает: этот беспорядок имеет какое-то отношение ко мне.

— Моя жизнь, — рычу я, перенося свой вес на левый локоть и доставая мобильник из заднего кармана.

Нет смысла отрицать это.

Теперь она часть этого, нравится ей это или нет.

* * *

Николас немедленно вводит в действие план эвакуации. Я прислушиваюсь к приближающемуся обмену выстрелами, когда решаю, стоит ли закончить сначала работу здесь. Я снова тяну время, и меня это чертовски раздражает.

Встаю на ноги, вставляю новую обойму в свое оружие и поднимаю ее, потянув за руку.

— Мы уходим.

Она смотрит на меня этими сладкими сапфирами, такими невинными и детскими. Тем не менее, я не утруждаю себя тем, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что, вероятно, промелькнуло у нее в голове. Я принял решение. Пустить пулю в голову ее отца — сейчас меньшая из мох проблем.

— Просто дай мне минутку…

— У нас нет времени на это.

К моей ярости она все равно вырывается из моей хватки и наклоняется над кроватью, чтобы проверить своего отца, съеживаясь от новой волны стрельбы снаружи. Они приближаются. Люди Николаса удерживают толпу Гарсиа, но нам нужно действовать быстро.

— Пора идти, — резко говорю я.

— Две секунды.

Я стискиваю зубы, когда стряхивает пыль с волос отца и прижимается губами к его лбу. С этого момента эти губы принадлежат вашему покорному слуге. Я делаю вид, что не замечаю слез, блестящих в его глазах, когда она поворачивается ко мне.

— Хорошо… думаю, что я готова.

Думаешь?

Она не будет так нерешительна, когда я зароюсь головой ей между ног, и будет молить меня позволить ей кончить. Эта женщина — ходячее противоречие. Одну минуту вся такая дерзкая и непокорная, а в другую — уже дрожит от страха. Шкаф дерьмовой одежды не может скрыть изгибы богини. Она хочет ненавидеть меня, но…

— Сюда, — рычу я, когда веду ее к двери и поднимаю вверх оружие.

Внезапно в прилегающем коридоре раздается грохот, и перегородка начинает разрушаться. Я наклоняюсь в сторону, сжимая руками ее, когда пол больницы стремительно поднимается вверх.

Я слышу, как она кричит, а затем наступает тишина.

Глава 5

Ив

Легкий

бриз обдувает мою щеку, но моя бесчувственность удерживает меня запертой в сновидениях. Это мозаика из картинок и ощущений, вздымающихся белых льняных штор, глубоких темных глаз, успокаивающего звука волн, разбивающихся на отдаленном пляже и теплого солнца.

Я несколько раз моргаю, а затем полностью открываю глаза. Все эти образы сразу же встают на место, образуя мою новую реальность. Сейчас ночь. Я лежу на большой, вычурной кровати с балдахином, высеченной из какого-то темного экзотического дерева. Воздух густой от вечерней влажности, которая незнакома для меня, а белые льняные шторы — это москитные сетки, плотно обтянутые вокруг моей роскошной клетки.

И эти глаза.

Я поднимаю взгляд. Он сидит в кожаном кресле-качалке рядом с кроватью, наклонившись вперед и сцепив перед собой свои большие руки. Он наблюдает за мной, и даже легкость москитной сетки не может притупить обжигающий жар его взгляда.

Инстинктивно я плотнее кутаюсь в простынь, защищаясь. Богатый хлопок холодит мою кожу, но что-то не так. Я не должна чувствовать это на каждой интимной части моего тела…

О, Боже мой.

Он снял с меня всю одежду. На мне нет даже нижнего белья. Я сильнее натягиваю простыню, мое сердце готово вырваться из груди. В то же время я чувствую слабую боль во лбу, и левая сторона моего лица ощущается чувствительной и ушибленной.

Где я?

Я подпрыгиваю, услышав скрежет дерева по кафельному полу. Он медленно встает с кресла и подходит к кровати. Его большое тело кажется не от мира сего за нежной, белой марлей. Насколько я могу судить, он больше не одет в черное. Чтобы мучить меня сегодня, дьявол выбрал синие джинсы и белую футболку.

— Что случилось… в больнице? — хриплым и испуганным голосом спрашиваю я.

— Теперь ты в безопасности.

С ним? Я так не думаю.

— Где вся моя одежда?

Пауза.

— Сегодня она тебе не понадобится.

У меня перехватывает дыхание. Ему не нужно объяснять. Он хочет взять меня, и не важно, согласна я или нет.

Он отводит в сторону сетку и стоит там, гладя на меня сверху вниз. Вечерняя влажность придала его оливковой коже мягкий блеск, подчеркивая крепкие мышцы предплечий. Его темные волосы слегка влажные и гладко зачесаны назад, и щедрая тень щетины покрывает мощный подбородок и резкие контуры его лица. Под его футболкой отчетливо видны контуры твердых мускул.

Его близость прогоняет остатки моего сна. Я помню сделку — поспешный обмен словами — в больничной палате. Мое тело в обмен на жизнь моего отца. Вот почему я здесь, чтобы отдаться ему в надежде, что он выполнит наше соглашение. Есть ли какие доказательства, что мои родители живы?

Он начинает раздеваться, сперва снимая футболку. Материал падает на пол, и мне остается только оценивать верхнюю часть его тела, от которой я в восторге. Широкие плечи, узкая талия, дорожка жестких черных волос спускающихся от груди до твердого как камень живота и наконец, исчезающие за пряжкой ремня… я быстро сглатываю. Я никогда не знала, что существует такое физическое совершенство. Возможно. Черное сердце и мрачное существование — это цена за такую безупречную мужественность?