Сердца тьмы
Шрифт:
— Сейчас, возможно, не самое подходящее время для этого разговора, — соглашается она, снова направляясь к двери. — Мне нужно еще раз поговорить с медсестрами, чтобы его перевели в другую палату.
— Хорошо, мам.
Я улыбаюсь ей натянутой улыбкой, прежде чем снова смотрю на папу. Смотрю и смотрю. Кто это с ним сделал? Кто нажал на курок? Было ли это просто уловкой? УБН уже некоторое время кружит вокруг главных картелей в Майами. Только в прошлом месяце были пресечены три поставки. Изъят кокаин на миллионы долларов, и все операции возглавлял мой отец.
Я пододвигаю свой стул ближе к его кровати,
Внезапно я чувствую странное покалывание в затылке. За мой следят. Нет, больше чем это… меня пожирают.
Я поворачиваюсь к двери, а затем быстро встаю на ноги, в моей спешке встать стул с лязгом падает на пол. Но я едва слышу грохот позади себя. Мой рот застыл в безмолвном крике, а сердце бешено колотится в грудной клетке. Я чувствую, что падаю, падаю…
Этого не может быть.
Тот же самый дьявол из моих снов и ночных кошмаров стоит прямо передо мной. Семьдесят два часа испаряются, будто их никогда и не было. Он снова одет во все черное, его темные глаза горят жаждой мести, а в руке он держит пистолет.
Пистолет, направленный мне прямо в голову.
Глава 4
Данте
Она просто смотрит на меня, эти безупречные сапфиры расширяются от шока, и, клянусь Богом, они пробивают дыру прямо в том, что осталось от моего сердца. Ее лицо чистое, без макияжа, а волосы собраны в хвост. Мой ангел выглядит такой чистой и невинной. Незапятнанной. Каким-то образом она выглядит даже более сексуальной в джинсах и джинсовой куртке, чем была в той черной юбке. Теперь в ее глазах отражается страх, но также виден оттенок неповиновения. Просто от взгляда на них мои яйца напрягаются.
Бл*ть.
Эта женщина хоть имеет представление о том, что делает со мной? Так или иначе, какого черта она здесь делает? Этот человек ее любовник? Я чувствую, как моя рука, свисающая вниз сжимается в кулак, когда внутри меня просыпается зверь.
Оттенки красного теперь застилают мое видение, когда я делаю шаг дальше в комнату и закрываю за собой дверь, опуская жалюзи, чтобы скрыть остальной мир от моего извращенного правосудия. Я так сильно дергаю за шнур, что эта чертова штука ломается у меня в руке. Я отбрасываю это в сторону, снимаю предохранитель и направляю дуло немного левее от нее. Я собираюсь наслаждаться каждой минутой этого…
— Остановись, умоляю тебя! Он мой отец!
Ее отец?
Я колеблюсь, держа палец на курке, когда она, вытянув руки, бросается вперед, блокируя мою цель. Все следы неповиновения исчезли. Сейчас она умоляет меня о снисхождении.
Если бы ты только знала, mi alma. Я нажимал на курок бесчисленное множество других за меньшее.
У меня нет выбора. Это сообщение должно быть доставлено. До недавнего времени УБН были для нас никем иным кроме мошкары: раздражающие как ад, их легко прихлопнуть, и они уделяли больше внимания прошлому, чем чему-либо еще. Теперь они стали более меткими. Мошкара начала превращаться в ос, и они научились сильно жалить. Потерять один груз в месяц — небрежность, но три? Эффективность работы УБН только что сорвала гребаный джекпот.
Дело за мной дать им напоминание о том,
— Уйди с дороги, мой ангел, — рычу я. — Я разберусь с тобой, когда закончу.
Хотя я не могу не восхищаться ее мужеством. Она, должно быть, любит своего отца, раз делает это: готова пожертвовать своей жизнь ради отца. Я же ничего не чувствовал. Я ощутил еще меньше, когда нажал на курок пистолета, направленного на него.
Ее лицо бледнеет.
— Как ты меня нашел?
— Кто сказал, что я здесь ради тебя?
Тебе любопытно, мой ангел? Ты жаждала моих прикосновений так же сильно, как и я твоих?
Ее глаза вспыхивают от новой вспышки боли, и впервые я задаюсь вопросом о значимости этого удара. Я легко найду еще десяток ублюдков из УБН, которых нужно устранить, еще до рассвета.
— Он хороший мужчина, пожалуйста, не трогай его. Я та, кого ты хочешь.
Я удивленно поднимаю брови.
— Неужели?
Она краснеет, но встречает мой пристальный взгляд с высоко поднятой головой, призывая меня возразить. Я бросаю взгляд на ее полную грудь, плотно обтянутую белой футболкой, и мой член дергается. Мне нужно выбросить ее из своей головы, и чем скорее это сделаю, тем лучше. Она развила опасную привычку пробуждать во мне совесть.
— Пожалуйста! Я сделаю что угодно…
Что угодно?
Всегда один и тот же сценарий. Сначала они просят, затем умоляют. Она оттягивает неизбежное, пытаясь воззвать к моей человечности. Я чувствую вспышку жалости к ней, потому что лишился этой черты в какой-то ближневосточной дыре более десяти лет назад.
Она делает неуверенный шаг в мою сторону, голубыми глазами впиваясь в мои.
— Возьми меня вместо этого. Я сделаю все, что ты захочешь. Не буду сопротивляться тебе. Просто оставь моего отца в покое.
Я бесстрастно смотрю на нее, стараясь ничего не выдать. Но правда в том, что я чертовски искушен. Различные сценарии мелькают у меня перед глазами: как она выгибает спину от удовольствия, когда я шлифую ее киску своим языком, как трахаю ее рот, как ее пышное тело перегнуто через край моей кровати, пока я трахаю ее до беспамятства.
О, мой ангел, это может быть лучшим предложением твоей жизни.
Секунду спустя мощный взрыв раздается в больнице, и мы оба падаем на пол под град осколков стекла и летящих отовсюду обломков. Перекатившись на бок, я маневрирую своим телом достаточно быстро, чтобы накрыть ее, прежде чем здание сотрясает второй взрыв.
Я достаточно умен, чтобы понять, что это пиротехническое шоу мне только на пользу. Меня атакуют. Люди Гарсиа взяли мой след с той секунды, как я приземлился и был вынужден затаиться в течение последних двадцати четырех часов. Затем Николас получил известие, что главного агента УБН подстрелили, и он находится в больнице в паре километров от моего местонахождения. Легкая добыча. Ничто не посылает сообщение более эффективно, чем насилие над человеком, когда он так подвержен.