Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 2
Шрифт:
Раньше, после подобного, рана вспыхивала золотым сиянием и, тут же затянувшись, оставляла на душе некий знак, непреложный символ того, что сказанное — истина.
— Странный обряд, — задумчиво произнес Павур, после чего кивнул одному из местных и тот перевязал кровоточащую рану генерала. — Если бы не то, что ты нас не стал убивать, я бы подумал, что ты пытаешься меня обмануть.
А Хаджар, почти не слыша слов собеседника, не мог отвести взгляда от проступающей через повязку крови.
Ничего.
Совсем ничего.
А такого не случалось даже в школе Спокойных Гор. Там, пусть и почти отсутствовала, но все же просачивалась, пусть и каплями, Река Мира. А здесь ни искры, ни капли, ничего.
В одном Хаджар ошибся.
Это не атмосфера давлела над ними. Нет. Совсем нет. Атмосфера, возможно, была совсем обычной и ничем не примечательной. Просто… просто в этом регионе отсутствовала Река Мира. Целиком и полностью. И еще солнце вставало не там, где должно было быть.
Да что за…
— Ты чужестранец, странный мастер меча, — произнес, внезапно, Павур. — По заветам наших старейшин, мне не следует больше говорить с тобой. Слово ты будешь держать с мудрыми. Они рассудят. А сейчас — спи. Мы должны тебе свои жизни и я не хочу покрыть себя бесчестием перед праотцами. Между нами нет крови.
С этими словами Павур снова кивнул и тот, кто занимался Лэтэей, что-то взял в ладонь, после чего подошел к Хаджару, раскрыл ладонь и сдул тому в лицо ароматный порошок.
Хаджар, раскачиваясь на носилках, смог продраться через полудрему.
В ледяных объятиях возвышающихся заснеженных гор расположилась деревня, которая, казалось, была рождена одновременно с окружающей действительностью. Подобно матери, обнимающей новорожденного, горы обхватили поселение своими морозными руками, даря столь желанное чувство защиты и спокойствия. Деревня, напоминающая чем-то поселения Лидуса и Балиума, будто насмехалась над вызовами суровой стихии.
Снежинки, падавшие на деревню, каждая из которых была тонким произведением искусства, созданным капризами природы, танцевали и кружились, окрашивая мир всевозможными оттенками белого. Они украшали крыши крепких деревянных домов, соткав одеяло из нитей мягкого спокойствия, а ветер игрался с дымом чадящих каменных труб.
Змеевидные тропинки извивались по земле, как вены живого организма, соединяя каждый дом, каждый очаг и каждого бредущего по ним жителя. Запах теплого дерева и ароматы вкусной пищи и трав наполнял воздух, обещая подарить ощущение дома даже посреди ледяных вершин. Окна, будто глаза деревни, светились золотым сиянием очагов, открывая взгляд на жизнь тех, кто не знал иного пути, кроме как жизнь в этом далеком краю.
В самом центре деревни возвышалось древнее дерево, его шишковатые конечности простирались к небесам руками мудрого старца, молящегося о благах для своей земли. Жители деревни собрались вокруг дерева, их смех и голоса растворяли холод воздуха, плетя гобелен тепла и братства, которые могли выстоять даже перед лицом столь недружелюбного края.
Либо все это лишь казалось одурманенному сознанию Хаджара, то и дело пытавшемуся ускользнуть обратно в теплую негу податливой тьмы. И, не выдержав очередного дыхания морозного ветра, он, все же, поддался и снова исчез во мраке.
Глава 1780
Хаджар пришел в себя из-за запаха то ли тухлой, то ли талой воды и еще несколько весьма ощутимых шлепков по щекам. Веки поднимались с таким трудом, словно взбирались на вершину горы, неся на себе несколько ледниковых валунов.
Голова трещала.
И вовсе не из-за ударов чужой ладони. Хотя, может, и поэтому тоже.
Когда зрение вернулось к генералу, он понял, что лежит на весьма тривиальном тюке, набитом овечьим мехом, уложенным поверх циновки. Прямо на полу.
Единственным источником света служили несколько факелов по ту сторону… решетки. Каменный мешок с местами позеленевшими от сырости стенами, где в углах свили узоры паутин небольшие паучки. На полу расплывались кляксы плесени, а в качестве отхожего места в дальнем краю примостилась деревянная кадка, накрытая воняющим тряпьем.
Не узнать тюремную камеру, даже не взирая на тяжелые прутья решетки, отгородившие узника от узкой кишки коридора, было бы трудно. Слишком много, самого разного толка, повидал их генерал на своем веку.
— Очнулся, наконец?
Звуки тянулись как издалека и Хаджар не сразу узнал знакомый голос. Держась за влажную, склизкую стену, он с трудом поднялся на ноги и, помотав голов, о чем тут же пожалел из-за боли, огляделся внимательней.
Рядом с ним стоял Шакх. Из многочисленных повязок, в том числе и левой руки, висевшей на перевязи, в глаза сразу бросалась та, что пересекала его лицо от уха, до уха. А еще, учитывая, как он странно говорил и как неестественно двигались щеки, то, видимо, в ближайшее время Пустынному Волку придется обходиться без своих клыков.
— Как вы? — протянул Хаджар, стараясь не сильно шевелиться, чтобы не искушать раны вновь открыться.
Вместо ответа Шакх молча кивнул в сторону. Там, в самом темном углу, куда почти не проникал свет факелов, сидел Албадурт. Поникший, слепо смотрящий куда-то вперед, с едва заметно дрожащими руками.
Хаджар подошел к нему поближе и хотел позвать товарища, но тут его взгляд сместился ниже. На ноги гнома. Вернее — на то место, где раньше эти ноги были. Теперь же вместо них через перевязи просматривались две окровавленные культи, правая от бедра, а левая — чуть ниже колена.