Сердце и Думка
Шрифт:
Зоя, в самом деле, казалось, вполне уже предавалась князю Юрию; но он боялся сам напомнить о любви своей, боялся показаться ей с самой невыгодной стороны для мужчин: и кто не покажется глупым в минуту объяснения любви, особенно перед девушкой, которая хотя и любит, но не ослеплена страстию? пред девушкой, которая не потупит взоров в эту роковую минуту, не забудется, а станет ожидать от вас признания умного, красноречивого, без вздохов, без восклицаний, без страха, без трепета и даже без мольбы? которая убеждена, что сохранение собственного достоинства необходимо мужчине во всяком случае?
Горя нетерпением назвать Зою своею, Юрий открыл сердце свое отцу и матери
— Мы только этого и желали, — отвечали ему отец и мать.
— Сегодня же я еду переговорить об этом с Натальей Ильинишной, — сказала княгиня.
И вот начались тайные переговоры между княгиней и Натальей Ильинишной.
Но, верно, они приступили к ним не благословись, не по старому русскому обычаю.
Нелегкий подставил ухо, выслушал тайну и в ту же ночь, встретясь с Ведьмой на бережку у ставка, на дощечке у млинка, [92] пересказал ей все, что слышал.
92
«…на бережку у ставка, на дощечке у млинка…» — начало украинской народной плясовой песни.
— Прощайся с своим нещечком!
От этой новости Ведьму согнуло в три дуги.
— Помоги! — вскричала она.
Нелегкий, испуганный ее ужасным положением, стал ее разгибать.
— Не то! — вскричала она.
— Что ж еще?
— Помоги! надо расстроить дело! еще три дни, и все пропало! Все мои труды и подвиги пойдут под ноги!.. Я нарочно разрознила Сердце и Думку, чтоб она не ужилась ни с одним добрым человеком; а в ночь на Иванов день Сердце воротится к ней, и тогда прощай! ничем не разорвешь! поцелуем он снимет с нее проклятие, душой и телом полюбит она честного Юрия, выдет замуж и будет честной женой и доброй матерью!.. Уу-уу-уу!
— Что с тобой?
— Как что! Я уже похвалилась Буре великой Грозе громоносной на шабаше, что поставлю ему новую ведьму! Не исполню слова, посадит он меня в тиски на веки вешные! Уу-уу-уу!
— Э, старая баба! есть о чем вопить! — сказал Нелегкий. — Ступай себе, я дело обработаю; свести трудно, а развести наше дело: как на бобах разведу!
— Смотри же, не промахнись.
— Ээ! постой-постой! мне нужно сегодня в полночь пробраться в спальню… как бишь ее? к Романовне…
— К кому? чтоб я тебя допустила в девичью спальню!
— Дрянь! Баба! труфель гнилой! что ж ты обо мне думаешь!
— Ну-ну-ну, изволь-изволь!
— Изволь! какое одолженье! Слушай: в запертые крещеные двери мне не ход, а в трубу я лазить не умею; ты должна меня снести туда на себе.
— Вот те раз! Возить на себе такого черта!
— Да еще сама шею подставишь, потому что я не хочу навязываться тебе на шею.
— Быть так.
— Проваливай.
Между тем на переговоры позван был и Роман Матвеевич. Он с радостью согласился на союз Зои с князем Юрием; на другой же день положено было объявить об этом Зое.
Во время этих совещаний Нелегкий подтолкнул горничную Зои подслушать в щелочку, о чем говорят господа.
— Знаете ли, барышня, что? — сказала она, раздевая Зою.
— Что такое?
— Ведь вас просватали.
— Просватали! — сказала удивленная Зоя.
— Да-с: княгиня-то недаром приезжала.
— Ты почему знаешь?
— Да я проходила мимо спальни барыниной; не знавши, хотела войти; а двери заперты. Кто там? — думаю; а барин такой громкогласной, слышу, говорит, что-то о приданом… Вот я и не утерпела, подслушала: я на это согласен, говорит, на сто тысяч деньгами, да вещами за Зоей, то есть за вами, барышня, будет тысяч на двадцать; а княгиня говорит: дело слажено! я уверена, что сами не поскупитесь для своей дочери. После этого они стали разговаривать тихонько, и я уж ничего не слыхала. Честь имею поздравить вас, барышня!.. уж это дело ведь решенное: папинька и маминька согласились.
— Очень рада! ступай! — сказала сухо Зоя.
— Как же не порадоваться, барышня, такому прекрасному жениху, да еще князю! — проговорила горничная, выходя из спальни.
В это самое время Нелегкий прибыл сквозь трубу верхом на Ведьме, припал к изголовью Зои и начал что-то шушукать.
«Прекрасно! — произнесла Зоя, рассуждая сама с собой. — Все в доме до последней девки знают, что меня выдают замуж, только я не знаю!.. Впрочем, смешно было бы и спрашивать меня: хочу я быть княгиней или нет?.. Какая девушка будет так глупа, чтоб отказаться от такого счастия!.. Князь, хорош собою, умен, ловок, человек отличных свойств и прочее и прочее… только что не ангел!.. Такому жениху нужно ли спрашивать согласия у той, которую он удостоивает выбора?..
С вершины своего величия он указал на меня — и довольно! я должна быть его женой, рабой, по старине снять сапог с его ноги, подать на себя плетку: зато на меня возложится титул сиятельства. За эту честь отец и мать, верно, не поскупятся, заплатят, что угодно, только чтоб иметь зятем князя!.. Какое блаженство! какое поприще для радостей!.. Я могу жить в столице, ездить на балы, в театр, подписываться: «Княгиня Зоя». Надо родиться под особенно счастливой звездой, чтоб из этого темного угла попасть в большой свет! Надо много иметь достоинств, чтоб быть избранной сидеть на княжеских креслах! О, я горжусь сама собою! я забудусь от спеси, я с презрением буду смотреть на все, что ниже княжеской сферы, — это необходимо, этого требует этикет, этого требует даже самое достоинство, звание: чем же отличиться от тех, которым предоставлено только право карабкаться на вершину счастия и цепляться за случай?..
Избранная в супруги князя! Сколько щедрости, милостей, благодеяния, великодушия сыплется на меня из этого слова! Сколько даров вдруг, неожиданно, без просьбы, без спросу! О, пусть только прикажут мне отец, мать и князь принять эти дары, я буду уметь быть благодарной: я не скажу просто: мой друг! я буду почтительно говорить: мой благодетель! Вздумает ли князь осыпать меня своими нежностями — я, униженно, с благоговением прикоснусь устами к его руке и скажу: мой покровитель!.. Без его воли я не ступлю ни шагу, у меня не будет собственных желаний, я стану всегда спрашивать: что вам угодно, князь? — О, я покажу, каким образом должно быть благодарной за ниспосылаемые милости, как должно уважать и почитать щедроты такого великодушного сердца!..»
С этой решимостью Зоя стала забываться, заснула; а Нелегкий сел снова на Ведьму верхом и, вылетая из трубы, говорил:
— Чудо что за девушка! да мне почти не нужно было подсказывать: все сама знает! Что за ум! что за женская тонкая политика! ну, признаюсь, ты знаешь толк в апельсинах! Не понимаю, чего ты боишься ее замужества с князем? пусть он будет хоть расчестнейший…
— Но, но, но! — вскрикнула Ведьма, — не хочу рисковать! Есть же пословица, что женится переменится: не хочу! чего доброго, выйдет замуж и переменится.