Сердце и душа
Шрифт:
— Мама, да ты страус, — нежно сказал Ник.
— Знаю. Вот интересно только, почему один юный страусенок не сказал старому страусу, что эта тактика не ведет ни к чему хорошему.
— Может, он и пытался, но старый страус повторял: “Чепуха! Чепуха!”, поэтому в конце концов страусенок сдался.
— Так ты хотел поговорить со мной про бабушку?
— Нет. С ней все в порядке. Это ты вечно ноешь и трясешься, когда бабушка говорит что-нибудь неожиданное. Лично мне все нравится. По-моему, она прикольная.
— Ты не помнишь, как блестяще она соображала.
— И до сих пор соображает. Вот сейчас она лежит в постели с кружкой горячего шоколада, а мы с тобой с ума сходим по поводу нее. И кто здесь лучше соображает, спрашиваю я вас?
— Ужасно видеть, как она теряет связь с реальностью.
— Мама, вот она — по-настоящему старый страус. Естественно, временами она спотыкается.
— На работе говорят, что…
— Ма, мы справимся. Я буду давать больше уроков дома и поменьше развлекаться.
— Ну ты же не можешь гробить свою личную жизнь, живем-то один раз.
— Я ничем не жертвую, мне отлично живется по ночам.
— Милые девушки попадаются?
— Мама, безусловно, девушек попадается много, милые они или нет — это другой вопрос.
— Но ведь ночные клубы… это же не лучшее место для знакомства? Я просто беспокоюсь за тебя, не думай, не хочу докучать тебе расспросами.
— Мама, ты ведь просто потрясающая, ты никогда мне не докучаешь.
— И все же, ты не можешь проводить целые дни, присматривая за бабушкой, — заметила она.
— Не все дни. Всего лишь на несколько часов больше, чем сейчас. Не буду уходить из дома и оставлять ее одну. — Он печально оглядел сгоревшую кухню.
— Интересно, сможем ли мы получить страховку? — подумала вслух Хилари.
— Не знаю. Когда дело доходит до выплат, страховые компании просто звереют. Они скажут, что бабушка — это ответственность страховщика. Честно говоря, думаю, не стоит даже связываться — кто знает, к чему это приведет.
— Ты имеешь в виду, они заставят нас поместить Джессику в дом престарелых?
— Ну, тут уж только нам решать, заставить нас никто не может. А время пока не пришло.
Хилари испытала невероятное облегчение. Она так боялась, что Ник будет упрекать ее, призывать взглянуть на вещи реалистично, скажет, что ради всеобщего блага за бабушкой нужно организовать надлежащий присмотр. А теперь выясняется, что он, как и она, всей душой за то, чтобы Джессика осталась дома.
Хилари еще раз оглянулась и улыбнулась. Какие пустяки — пара шкафов, немного краски. Можно взять еще бухгалтерскую подработку, чтобы все оплатить. Главное, что мама цела и невредима — и даже не испугалась.
Хилари хотелось вскочить и крепко-крепко обнять сына, но ведь он вывернется со словами: “Пусти, мать, я уже давно вырос из этих нежностей”. Поэтому она просто сказала:
— Твоему поколению так повезло. Вы можете делать почти все, что хотите. Мы были такие образцовые, такие особенные. Знаешь, все, что о нас пишут в книгах, — чистая правда.
— Просто жизнь была другая, — снисходительно сказал Ник. — У вас в голове был один секс, потому что его не было в жизни. А теперь секса сколько угодно, и люди гораздо легче к нему относятся.
— Сколько угодно — это интересно, — задумчиво произнесла Хилари.
В знак признательности Хилари подарила Ане яркий шарф.
— Но за что вы меня благодарите, Хилари?
— Ты столько вкалываешь за меня и ни разу ни словом не попрекнула этим. Ты такая умница, у тебя любое дело спорится.
Аня порозовела от гордости. Она так восторгалась шарфом, словно он был из лучшей ткани в мире.
— Сегодня напишу маме, расскажу о вашем подарке, — сказала она.
— Ты пишешь ей каждую неделю?
— Да, рассказываю про мир, в котором живу, про всех людей, которые меня окружают.
— А о личной жизни? — заинтересовалась Хилари.
— А у меня ее нет, так что и рассказывать не о чем. У меня было слишком много личной жизни в Польше, а теперь нет. Теперь я так много работаю, что на любовь времени не остается.
— Это неправильно, — улыбнулась Хилари. — Ведь ты знаешь выражение: миром правит любовь.
— Мой мир она только искорежила. Мне кажется, мне без нее лучше. Сейчас буду зарабатывать деньги, а любовь найду потом.
— Но представь, что встретишь его. Что ты будешь делать? Попросишь подождать лет десять? — спросила Хилари.
— Почему десять? Может быть, пять. Я хочу купить маме маленький магазинчик с квартирой на втором этаже. Понимаете, она портниха. Если бы на двери было ее имя, а в витрине — платья, в городе ее уважали бы, а не жалели.
— Уверена, они и сейчас не жалеют ее, Аня.
— Жалеют. Ее жалеют из-за меня. Я была такая дура. Если бы вы только знали. Я так ее опозорила. Она не могла поднять голову и взглянуть людям в глаза.
— Боже, Аня, что же ты сделала?
— Я поверила лгуну. Понимаете, я думала, что когда он говорит: “Я люблю тебя”, он и правда меня любит.
— В это верят все женщины на свете, — заметила Хилари. — Да и мужчины тоже.
— Но ваш муж на самом деле любил вас.
— Да, да, но это же другое. Это было много-много лет назад. Мир так изменился. Только представь себе, вчера мой сын сказал, что сейчас у людей сколько угодно секса!
— Думаю, с вами очень здорово обсуждать такие вещи. Моя мама ни разу в жизни не упоминала секс. При мне — ни разу. Я так подвела ее.