Сердце пяти миров
Шрифт:
Казалось, он ждал, что она что-то скажет, но Шербера только кивнула и сняла рубицу через голову. Его взгляд скользнул по ее телу, освещенному пламенем из чаши, и на мгновение ей показалось, что она видит в нем разочарование.
— Шрамов не стало меньше?
Она подавила желание закрыться руками, когда он приблизился. Глаза Олдина разглядывали ее тело, внимательно, почти бесстрастно, как разглядывает тело больного человека целитель. Он обошел вокруг нее, не касаясь пальцами, но не отрывая глаз — она чувствовала
— После того, как ты связалась с Фиром и Номариамом, их не стало меньше? — повторил он вопрос.
— Нет, Олдин, — ответила она уверенно. — Но разве такое могло бы быть? Разве чья-то магия могла бы излечить то, что не излечила Инифри?
— В Фире нет силы, а в Номариаме есть, но не та, которая нужна, — сказал он словно бы про себя.
Она старалась не верить тому, что он говорит.
— Ты можешь… ты можешь?.. — Шербера обернулась и оказалась с Олдином лицом к лицу, забыв о наготе. Они были почти равны ростом, и ей пришлось совсем чуть-чуть приподнять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я прошу тебя не давать мне надежды.
— Ты не просила за того мальчишку, Шербера, — сказал он, не отвечая на ее просьбу. — За отверженного, смерть которого была бы забыта уже к утру.
— Ты помог ему, потому что был таким же когда-то? — спросила она.
Он помолчал, глядя ей в глаза.
— Я не знаю. Я просто ему помог.
— Это была воля Инифри, — сказала она уверенно.
Но Олдин покачал головой, снова вспыхнув неожиданной досадой как в тот миг в пустыне, когда она сказала ему о заветах.
— Это была моя воля, Шербера, и только моя. Ваша богиня тут ни при чем.
— Наша богиня? Но разве она не… — начала она говорить удивленно, но он словно опомнился, словно понял, что сказал что-то, что никогда не должен был говорить, и не дал ей закончить.
Шагнул к ней, обхватил ее лицо своими тонкими руками и приник к ее губам.
На мгновение ее словно ослепило фиолетовое сияние. По коже будто прокатился огонь, и Шербера отстранилась, упираясь руками в грудь Олдина и тяжело дыша.
— Олдин…
— Прости, — тут же сказал он, — прости, Шербера, но я должен был попробовать это сделать.
Его губы легко задели ее губы, когда он снова наклонился чуть ближе, касаясь лбом ее лба, и она затаила дыхание, но теперь ничего не произошло. Был только мужчина. Была только она. Был только свет факела на их лицах.
— Попробовать сделать что? — спросила она тихо, и Олдин ответил, потому что ждал этого вопроса:
— Попробовать исцелить твои шрамы. — Его рука опустилась ей на шею, палец коснулся огрубевшей кожи, следа от веревки, который тоже останется с ней навсегда. Прикосновение не было неприятным. Оно было никаким, потому что кожа в том месте уже ничего не чувствовала. — Попробовать вылечить их.
— У тебя не получилось? — спросила она, не
— У меня могло бы получиться. — Он чуть отстранился, внимательно глядя на нее. — У меня есть эта магия, и мне хватит силы, но твои шрамы уже пустили в тебе свои корни, Шербера, они уже проросли в тебе, как деревья в горе. Выдернуть их без боли я не смогу.
— Если ты сможешь… я готова, — сказала она храбро, но он покачал головой, погладив ее по щеке, как ребенка, и надежда в ее глазах угасла, чтобы вспыхнуть снова, когда он продолжил:
— Это будет очень больно, Шербера. Это будет так больно, словно тебя будут жарить живьем, — сказал он ей. — Но если ты захочешь, я это сделаю. Не сегодня, потому что сегодня не должно быть боли. Не когда мы с тобой вдвоем, потому что зверь Фира тоже почувствует твою боль, и он убьет меня, пытаясь тебя защитить.
— Но ты можешь пообещать мне? — спросила она.
— Я тебе обещаю… Ты можешь раздеть меня? — Она захлопала ресницами, и по его губам скользнула улыбка. — Женщины твоего мира делают так, когда остаются с мужчинами?
— Делают, — сказала она.
Он не отрывал от нее взгляда.
— Тебе придется показать мне, как это должно быть между мужчиной и женщиной, Шербера. Тебе придется вести меня.
— Я… — Она несмело взялась за крючки его рубицы. Вздохнула, когда воспоминания снова нахлынули волной. — Я не очень много знаю о том, как это должно быть.
— Тогда делай так, как бы ты хотела, — просто сказал он.
Неожиданно его слова смутили ее, и Шербера накрыла пылающие щеки руками, не зная, что сказать в ответ, не понимая, имел ли он на самом дел в виду то, что она услышала и поняла.
Олдин давал ей власть? Он позволял ей решать, что будет и как? Он отдавал себя в ее руки, как будто это она была благородная госпожа, как будто он принадлежал ей, хотя было совсем наоборот… или нет, или клятвы Инифри значили и это тоже?
Шербера протянула руки и расстегнула следующий крючок… и могла бы поклясться, что услышала легкий вздох облегчения, сорвавшийся с губ Олдина. Она не посмела поднять на него взгляд, и только расстегивала один крючок за другим, пока не дошла до конца.
Его тело было таким гладким и чистым, в отличие от ее. Шрамы на ее руках, ее переломанные и неправильно сросшиеся пальцы казались такими ужасными в сравнении с ним, они словно оскорбляли его совершенство, и Шербера постаралась не думать о том, что Олдин может найти ее прикосновения отвратительными. Она провела ладонями по его животу и груди вверх, разводя в стороны полы рубицы, и помогла ему снять ее, не глядя Олдину в глаза. Его кожа была как теплый песок, и она не выдержала и снова прикоснулась к ней, но уже не так решительно, потому что чувствовала на себе его взгляд.