Сердце в броне
Шрифт:
— Слушаюсь, ваша милость.
Барон некоторое время пронизывал ее испытующим взглядом. Видимо удовлетворившись увиденным, он улыбнулся и добродушно потрепал настоятельницу по щеке.
— Сработаемся. Встаньте.
Сломленная настоятельница поднялась на ноги.
— Не переживайте, настоятельница, — сказал барон почти ласково, — пока вы со мной, все у вас будет хорошо. Вместе мы сила, не правда ли?
Настоятельница молча поклонилась. Барон усмехнулся:
— Девочек оставьте здесь. Мы расселим их в разные комнаты и проведем проверку. По результатам я отберу лучшую. Не прошедших проверку отправлю обратно в орден, где они пройдут переподготовку по
— Слушаюсь, ваша милость.
Глаза барона мрачно блеснули, словно говоря — «еще бы!». Орден «диких кошек» потерял свою относительную автономность и влился в тайную полицию. Барон сосредотачивал силы. Кому-то придется очень плохо.
— Интересное звено, — сказал граф Честер, перелистывая личные дела. — Мало того что в нем единственный в отряде орк, так еще и командует им чужемирец.
— Вы сами отобрали их в качестве кандидатов, ваше сиятельство, — напомнил ему Корвин.
— Знаю, — проворчал граф. — Но это не мешает мне сомневаться.
— В орке?
— В чужемирце. — Граф нахмурился. — Мы знаем, что он делал здесь, но чем он занимался там, у себя, в своем странном мире? Что бы он ни сказал, мы не можем проверить. К тому же абсолютно неясно, какие отношения связывают его с этим магом, с Ронином, который перекидывает его из мира в мир, словно почтовая карета.
— Еще не поздно его отчислить, — ненавязчиво заметил Корвин.
Граф вздохнул:
— Это разрушит все звено. Гарт и Сард — отличные бойцы. Они не останутся, если он уйдет.
— Пожалуй, так, — согласился Корвин.
— К тому же, — задумчиво продолжил граф, — это значит, что мы можем упустить прекрасную возможность.
Корвин удивленно поднял брови.
— Чужемирец не связан ни с одним из наших знатных семейств, — пояснил граф. — На него не имеют влияния все эти титулы и родственные связи. Своим рыцарским званием он обязан только королю. А это немаловажно.
Корвин кивнул:
— Палка о двух концах, ваше сиятельство.
Граф сложил перед собой ладони.
— Маркграф Норфолдский, граф Лондейл, Злотарь и даже сам король ручаются за него. Но отвечать в итоге будем мы.
— Да, ваше сиятельство.
— Как он? — отрывисто спросил граф.
— Усердно тренируется, ваше сиятельство. Хороший командир, звено одно из лучших в отряде, отличный пеший боец. Хорошо усваивает тактические нововведения. Трудности только с конным боем, верховую езду худо-бедно начал осваивать, но чтобы сражаться верхом… до этого еще далеко. Зато рыцарский меч, похоже, начинает ему покоряться, учитель меча доволен. Рустам уделяет этим занятиям не меньше пяти часов в день. Об этом уже даже ходят легенды. А целители стали жаловаться: слишком часто он ломается на тренировках.
Граф задумался. Кадровый вопрос сложен для любого руководителя, но для тайной службы он сложен втройне. И сейчас он должен был решить, стоит ли рисковать, когда на кону самая важная ценность королевства — жизнь его величества.
Раз! Раз!
Рустам сосредоточенно машет мечом. Не тренировочным деревянным, а самым что ни на есть боевым. Сверкают на солнце выгравированные руны, скалит зубы на навершии геральдический лев — королевский подарок вырисовывает в пыльном воздухе свой незамысловатый танец. Рустам в полную силу рубил сделанные из пустотелого дерева манекены, повторяя про себя слова учителя: «Никто не сможет стать мастером меча без «рубки». Ты можешь сколько угодно тренироваться деревянным мечом, можешь провести тысячи тренировочных
Мастер был прав, впрочем, как и всегда. С началом «рубки» для Рустама многое стало понятнее и очевиднее. Каждый прием раскрыл перед ним свое истинное значение. Он стал осознавать, на чем основаны положения стоек и для чего нужны те или иные движения. И он наконец-то почувствовал, что такое меч. Королевский дар больше не болтался у него на поясе неуклюжим украшением. Он стал частью его. Пока еще непокорным, пока еще строптивым и тем не менее уже не чуждым — смертоносным продолжением руки. Рустам полюбил «рубку», и мастеру не приходилось его принуждать, он выполнял это упражнение с радостью.
Раз! — рубящий вертикальный. Два! — сокрушительный диагональный. Три! — горизонтальный вокруг щита. Разрубленный манекен разваливается на куски. Рустам делает шаг назад и салютует мечом. Чистая работа.
Как он и ожидал, его детские иллюзии разбились вдребезги. Подсмотренное в фильмах — лихое фехтование под звон клинков — так и осталось в фильмах. Учитель строго-настрого запретил ему отражать удар противника лезвием своего меча. Мало того что лезвие после этого сильно пострадает (что еще можно допустить в критических обстоятельствах), так еще и теряется возможность для ответного удар (что уже вовсе недопустимо). Отклонить удар плоскостью меча — пожалуйста. Удар противника уходит с линии поражения, а перед тобой открываются широкие возможности для контратаки. Но блокирование лезвием в лезвие… За каждый такой случай Рустама ждало серьезное наказание, раз и навсегда отучившее его от этой дурной привычки.
— Уклоняйся, работай ногами, не ленись! — сердито кричал мастер. — Парируй щитом! Двигайся, черт тебя подери!
И Рустам двигался: уклонялся влево, вправо, отпрыгивал назад, работал щитом. Все это было скучно и незрелищно по сравнению с киношным звоном стали, зато реально и эффективно. Он по-прежнему пропускал беспощадные удары мастера, но с каждым разом все меньше и меньше.
Вторым разочарованием стали удары по щиту.
— Не будь идиотом, — хмурился мастер, — избегай бить по щиту. Меч может завязнуть, и ты останешься беззащитным. Твоего веса не хватит для того, чтобы его разрубить, а значит, и не пытайся — погибнешь. Каждый удар по щиту противника засчитывай себе в минус.
Да, жестокая действительность убила зрелищность. Звон клинков — наказание! Удар по щиту — наказание! Главная мишень — ноги! Причем чем ниже, тем лучше. Конец романтики… А впрочем, конец ли? Или сформулируем по-другому: что важнее — киношная романтика или жизнь? Красиво звенеть мечами не запретишь, но жить хочется больше. И прекрасно понимающий эту простую истину Рустам не жалел себя, с азартом осваивая науку, написанную кровью.
— Закончили «рубку»! — скомандовал мастер.
Рустам тщательно протер меч и бережно вложил его в ножны. При этом глаза его улыбнулись. Копье и кинжал не более чем инструмент. Меч — это друг. От мастера не ускользнула его затаенная улыбка. Он тоже был когда-то неопытным учеником и еще помнил восторженную любовь к первому своему мечу. Рустам повернулся к учителю: