Сердцу не прикажешь
Шрифт:
– Пах, ты дунул что ли?! Перемкнуло?!
Разинув рот, смотрю на молодую бабу и внутри всё обугливается от детских воспоминаний. Я думал, что стёрлось лицо матери, забыл. Но всего один взгляд на левую девку и вырывается то, что я специально топтал ногами, чтобы не подыхать от боли, от несправедливости, от ненависти к жизни.
Копия мамы. Одно лицо.
Вот же она!
Красивая! Живая! Настоящая!
Что за херня такая? Не может этого быть!
– Мать твоя померла давно, Пах. – отрезвляют мне мозг. – Только сестра жива. И то…
–
Так сильно долбит в груди, что не слышу самого себя.
– Стой!!! – кричит подручный, но я уже вываливаюсь из машины и полным ходом несусь к сестре.
– Яна!! – с жаром зову девчонку. Горло саднит, давно так не рвало на части.
Она оборачивается на мой голос, мажет по мне взглядом, уводит его в сторону.
Не реагирует. Зато строй парней рядом с ней резко высекают воздух пушками, берут меня на прицел.
– Яна!! – воплю на износ, стремительно приближаясь.
Оберегатели тянут её в кольцо, укрывают от меня собой, кто-то выкрикивает предупреждение.
Налетаю со всей дури, пытаюсь пробиться к ней, меня валят, тянусь за стволом. Суки, всех уложу!
Слышу, что мои на подходе, сыпятся угрозы.
А я не свожу с глаз с сестры. Моя Янка! Точно она! Глазюки те же! Большие, блестящие! Как запомнил, так и остались! Карапузная была, как клоп к моей ноге всегда цеплялась, на ручки просилась, лицо мусолила, обнимала крепко…
А сейчас не узнаёт. Брата родного.
Дышу через раз. Руки трясутся. Промахнусь, задену мелкую.
– Назад!! – надрывно своим. – Убрали пушки!!!
Тупари не всекают. Пялятся.
– Отошли, сказал!!
Неуверенно, но пистолеты опускают. Мнутся, но стоят рядом.
Девчонку придавливают к стене, хотят увести.
Срываюсь с места:
– Яна!!
Но наперерез мне из больнички выбегают двое мужичар. Узнаю одного. Врачует Липатова. Здешний мудозвон.
– Если вам не требуется медицинская помощь, Кузнецов, то прошу вас удалиться! Вы пугаете посетителей!
– Пошёл нахрен! – отмахиваюсь как от назойливой мошки. – Яна!
– Вы ошиблись! – грубеет его голос. – Девушка не та, кого вы ищете!
Стреляю в него внимательным взглядом. Знает падла. Знает о моей сестрёнке.
Она хочет повернуться, посмотреть на меня, но ей не дают. Второй мужик заслоняет, ведёт её обратно в больницу.
– Нет!! – рвусь к ней, но меня прижимают к земле сразу несколько уродов. Мои кидаются на подмогу, начинается потасовка. Даже подручный на своих двух стрелянных ковыляет к нам.
Когда удаётся освободиться, со всех сторон набегают полицаи.
Сучары подлые, привлекли ментов.
Яна исчезла. Потерял. Забрали.
ФААААК!!!
Меня скручивают, тащат в машину. Последнее, что успеваю услышать, пока не захлопывается дверь:
– БОГДАН, ТВОЮ МАТЬ!! КУДА ТЫ ВСТАЛ?? ПОСТАВЬ КАПЕЛЬНИЦУ НА МЕСТО, УБЬЁШЬСЯ, ИДИОТ!!
Значит, она с Липатовым...
Глава 19
БОГДАН.
–
– Штрафом отделался! Связи поднял! Оказывается, Кузнецов у нас на короткой ноге с местными!
– Ожидаемо. У него везде гнидские каналы. – не придаю значения, осторожно глотаю воздух. – Разин, спасибо за помощь. А теперь езжай в центр, не отменяй у пацанов тренировки. Я справлюсь.
– Звякни потом что и как! - смотрит на меня, не мигая, въедливо как-то.
– Не хочу снова всё пропустить! – неторопливо проходит взглядом по стене, где вывешаны Ясины цветы, как раз над моей головой, и вздыхает с отвращением. Его брутальная природа не может этого понять.
– Что будешь с этим всем делать? – дождавшись ухода Алика, Баранов устало вжимается в кожу нового дивана, установленного в моей спальне и лениво протирает заляпанные очки.
– Выяснять. – складываю губы в тонкую полоску, когда в комнату снова входит моя сиделка.
После грандиозного скандала друг согласился выпустить меня домой только с условием, что я буду выполнять все врачебные предписания. Мне до сих пор сложно дышать, остро простреливает грудь. Иногда нападает такой кашель, будто меня забивают кувалдами. Пару раз дыхание вообще пропадало напрочь, только бесцельно шевелил губами и ждал, когда разожмёт в груди тиски. Лежать можно только под определённым наклоном спинки, пришлось заказывать функциональную мед.кровать. Пичкают лекарствами, уже тошнит. Престарелая медсестра сторожит меня похуже секьюрити. Ясю ко мне не пускает, видите ли у меня давление скачет. Жёсткая бабенция. Приставучая особа. А Баранов и рад, контроль превыше всего. Только я ненавижу, когда со мной носятся как с ребёнком. Ну порвалось там что-то внутри, впервой что ли?
– Спасибо, Ираида. – высоко оценивает её работу главврач. – Можешь идти. Загляни ещё, пожалуйста, к Ярославе Алексеевне. Она уже должна проснуться.
С возмущением провожаю спину уходящей Цербер-тётки. Переселила от меня малыху, на снотворное её посадила, видеть не даёт. Я уже в собственном доме ничего не решаю. И всё из-за одного подонка. Так бы выкинул всех нахер отсюда, вытащил бы из оцепенения Ясю, только это пока непосильная задача. В груди разруха, теперь ещё и в башке. Мысли множатся, не могу уловить ту, от которой будет толк, разум проседает. Три дня уже в прогрессирующем коматозе. Плохо ориентируюсь.
– Он вышел и снова попытается пробраться к ней. – вновь окунает меня в вязкую топь из последних событий Баранов.
– Откуда он вытащил эту херню, Серёг? Она вообще ничего с ним общего не имеет.
– А много ты вообще о ней знаешь?
– Только не говори, что ты поверил в это? – мой голос словно простужен. – Он же специально полощет меня. Через неё подсекает.
– Я видел его глаза, он безумен, Богдан.
– Он и до неё был такой. – не стихает мой протест, внутри скользят мерзкие щупальца, а вдруг..?