Сердечные струны
Шрифт:
Сколько, однако, уже воспоминаний о Романе Монтана.
— Теодосия?
Она заморгала и увидела, что Хэммонд уставился на нее.
— Да?
— Мой Бог, о чем вы мечтаете? Выражение вашего лица свидетельствует о том, что вы переместились в другой мир.
«Другой мир, — подумала она, — да, вместе с Романом».
— Задумалась о Бразилии. — Снова разгладила юбки.
Хэммонд кивнул, но не поверил: ему было известно и о Бразилии, и о достопочтимом докторе Юджине Уоллэби. Но не ученый и не жук Пиндамонхангаба заполняют ее мысли; они о длинноволосом дикаре, с которым вместе разъезжали по округе. Какой раздражающей помехой оказался этот бандит! Даже когда его не было рядом с Теодосией, все равно оставался в ее мыслях. Конечно, то, что она сейчас в той же комнате, в которой они проводили время вместе, усугубляло дело, рассуждал про себя Хэммонд, без сомнения, ей он виделся в каждом углу.
— Что ж, — продолжил он, — пока вы замечтались о Бразилии, я интересовался, как ваш попугай перенес путешествие по Техасу.
— Хорошо, Хэммонд, спасибо.
Иоанн Креститель клюнул решетку клетки.
— Vulgare amici nomen, sed rara est fides.
— «Слово «друг» избито, но истинная дружба редка», — перевел Хэммонд. — Очевидно, слушал латинские цитаты?
— У меня была коллекция змеиных шкур на стене спальни, — заявил Иоанн Креститель. — Хорошо, Хэммонд, спасибо.
У Теодосии появилось дурное предчувствие — как много попугай слышал из того, что говорил Роман.
— Хэммонд, пожалуйста, садитесь, чтобы мы могли…
— Я джентльмен, — прервал ее Иоанн Креститель. — Собираюсь выращивать лошадей!
— Мой Бог, да он болтлив, не так ли? — заметил Хэммонд.
Иоанн Креститель поднял правое крыло.
— Я думала о Бразилии. Разве тебе не нравится вид моего мягкого неба?
Теодосия поспешила к окну.
— Иоанн Креститель слышит очень многие вещи, и чаще всего я даже не представляю, где именно. Он…
— Когда приехала Флора, женщина больше ни разу не появлялась, — продолжал Иоанн Креститель.
Хэммонд наклонился ближе к клетке, чтобы получше разглядеть птицу.
Попугай издал свой обычный клич.
— Почему, черт возьми, он говорит о свекле? Я прикрою свою пульсирующую мужественность полотенцем.
Хэммонд открыл рот. Птица имитировала Романа Монтана, догадался он. Ругательство и неприличное сексуальное замечание убедили его в этом.
Пульсирующая мужественность. Хэммонд ощутил прилив завистливого гнева.
— Очаровательная птица, — выдавил он, — просто очаровательная.
— Я рассказал Флоре о своей мечте превратить ферму в лошадиное ранчо, — провозгласил Иоанн Креститель, — и она ответила, что мой план — это воздушный замок.
Теодосия быстро прикрыла клетку салфеткой. Попугай тут же запротестовал, плеснул на нее водой.
— Слышал, что сходят с ума, слепнут или вырастают волосы на ладони. О-о-к! Она была матерью Секрета, а его отцом английский чистокровный Дрис-колла.
От Хэммонда не ускользнуло выражение ужаса в глазах Теодосии и поспешность, с которой она накрыла клетку. Попугай явно повторял то, что слышал от Романа в прошлом, и Теодосия определенно считала эти сообщения исключительно личными.
Он выпрямился и повел ее обратно к креслу.
— Дорогая, как вы себя чувствуете?
Она точно знала, что он имел в виду. Хэммонд был готов приступить к исполнению своей непосредственной функции.
— Я…
— Хотите еще немного побеседовать?
Его предложение доставило ей мгновенное облегчение.
— Да, да, конечно. Он улыбнулся.
— О чем будем говорить? Мы провели вместе весь день и уже обсудили множество тем. — Он окинул взглядом комнату, делая вид, что обдумывает возможную тему беседы. — Почему бы не поговорить о некоторых вещах из тех, что упоминал ваш попугай? Хочу сказать, что довольно поразительно. Что это за лошадиное ранчо? И откуда он знает кого-то по имени Флора?
Она избавилась от необходимости отвечать, когда кто-то постучал в дверь.
— Извините. — Встала и подошла к двери. — Не заперта, но не открывается, — сказала она, когда ручка не повернулась.
Стоя в коридоре, Роман схватился за ручку и открыл дверь.
Теодосия обрадовалась его приходу — они не виделись с самого утра, и хотя высказанное им отношение к возможному провалу ее планов продолжало причинять острую боль, она думала о нем весь день.
— Роман.
Ему еще не случалось видеть ее в этом платье, надетом сегодня вечером. Того же цвета, что и глаза, оно смотрелось великолепно на фоне бледной кожи и золотистых волос. Нарядилась ли специально для Хэммонда и снимет ли его при нем?
Он знал, что не следовало приходить в комнату, но не смог удержаться.
— Кое-что оставил из вещей в ящиках комода. Могу забрать?
— Можете, — надменно фыркнул Хэммонд, но осекся, когда ледяной взгляд голубых глаз разрезал комнату и вонзился в него.
Не сводя глаз с Хэммонда, Роман вошел в комнату — кольты покоились на бедрах. Неторопливо достал рубашку, бритву и черный платок из ящика комода.
Хэммонд несколько раз кашлянул, желая привлечь внимание Теодосии и подавляя мстительную улыбку.
— Пока мистер Монтана собирает свои вещи, почему бы вам снова не присесть, чтобы продолжить прерванный разговор, моя дорогая? Некоторые из затронутых тем — леди по имени Флора, несбыточная мечта о преобразовании фермы в лошадиное ранчо и чистокровном жеребце, принадлежащем Дрисколлу, — могли бы обсуждать и дальше, не так ли?
Роман застыл, как столб. Казалось, одни глаза еще излучали жизнь. Он смотрел на единственного в мире человека, которому доверился.
Теодосия — и она предала его.