Серебристая бухта

Мойес Джоджо

Теперь Лиза смотрела на меня долго и вопросительно. И я знал, каким будет ее следующий вопрос. Лиза отшвырнула ногой гальку.

– Ты вернешься?

– Наверное, нет, – сказал я.

– Я думала, ты хочешь… Ты хочешь жить с нами?

Я промолчал. Что я мог ей сказать?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Мне надо, чтобы ты мне верила.

– Но ты не вернешься назад. Никогда.

Я покачал головой.

Лиза стиснула зубы. Я знал, что она хочет спросить, как я могу так поступить с ней после того, как признался в любви. Я знал, что у нее есть миллион вопросов, но с этой минуты она уже не может ответить на самый главный. Я знал, что она хочет попросить меня остаться. Но все же больше всего на

свете она хотела остаться со своей дочерью.

– Почему ты не хочешь мне все рассказать? Почему ты мне не доверяешь?

«Потому что я не могу сделать выбор за тебя, – мысленно ответил я. – Но я могу сделать свой выбор ради тебя».

– Ты всегда задаешь так много вопросов? – как бы в шутку спросил я.

Но я не улыбался. Я шагнул вперед и обнял Лизу, она напряглась, и понял, что сердце мое разбито.

На Сильвер-Бей незаметно опустился вечер. В любом маленьком городе вечерние сумерки сопровождает особенный ритм: птицы громкими трелями объявляют о конце дня и затихают; машины заползают на подъездные дорожки; родители зовут детей ужинать, а те – кто вприпрыжку, кто волоча ноги – идут домой; где-то вдалеке собачонка истерическим лаем предупреждает о конце света. В Сильвер-Бей были и другие звуки: через открытые окна было слышно, как бряцали кастрюли; скрипели покореженные двери сараев у пристани; внизу, на прибрежной дороге, шелестели по песку шины автомобилей; одни рыбаки готовили свои лодки к спуску на воду, а другие в это время, кряхтя и добродушно переругиваясь, затаскивали свои лодки на берег. А потом, когда солнце медленно опустилось за холмы, в заливе начали подмигивать огни, изредка вдалеке появлялась подсветка нефтеналивного танкера, и наконец наступила полная темнота. В эту темноту можно проецировать все, что угодно: песню невидимого кита, биение сердца, бесконечное и ненужное будущее.

Я наблюдал за всем этим, сидя в старом кожаном кресле. И, учитывая важность того, что должно было случиться и уже случилось, мой финальный разговор казался даже каким-то мелким и скучным.

– Ванесса?

Она ответила на втором гудке. Я посмотрел в окно, а потом резче, чем собирался, опустил жалюзи.

– Майк… – долгий выдох, – я не была уверена, что ты позвонишь.

По голосу казалось, что Ванесса и в себе не уверена. Мне стало интересно, сколько она там ждала моего звонка. Я обещал позвонить раньше, но долгое время сидел в своей комнате, тупо смотрел на телефон и никак не мог заставить себя набрать ее номер.

– Майк?

– Ты все еще хочешь быть со мной?

– А ты хочешь быть со мной?

Я закрыл глаза.

– Мы через многое прошли. Мы причинили друг другу боль. Но я все забуду. Я действительно все отпущу.

Мне даже стало легче, когда она ничего на это не сказала.

– Когда вылетаешь? – спросила Ванесса.

25

Моника

Я не рассказала Майку о том, что планирую сделать, боялась, что он станет отговаривать или захочет, чтобы я просто сделала то, о чем мы договорились, и перестала рыться в деталях. Я догадывалась, что он чуть не кипятком писает от злости на меня. Майк оставлял резкие сообщения на голосовой почте, и каждый раз, когда я включала свой телефон, там высвечивались сообщения о пропущенных звонках из Австралии. Прошлой ночью он звонил раз сто и предупредил, чтобы я ни с кем не разговаривала, пока не переговорю с ним.

Но я не могла ему перезвонить, ведь до сих пор еще ничего не прояснилось. Сначала я должна была понять, что происходит. Я не лучший журналист в мире, скорее рабочая лошадка, тут я себя никогда не обманывала, но я чувствовала, что происходит что-то странное, и это меня заводило. Хотя бы в одном отношении я похожа на своего брата – я дотошная. Поэтому в один из своих выходных на неделе я отправилась

в Суррей. На станции взяла такси – адрес был у меня нацарапан на клочке бумаги – и уже через десять минут стояла перед большим домом в Вирджиния-Уотер.

– Симпатичное местечко, – заметил таксист, поглядывая на дом через лобовое стекло, пока выписывал мне счет.

– Да… подыскиваю площадку для съемки порнофильма, – ответила я. – У них, кажется, неплохие расценки.

Когда таксист уезжал, я улыбалась, девушка Майка меня бы одобрила.

Очень скоро я поняла, что не смогу обследовать дом по своему первоначальному плану, – он был окружен высокой изгородью и стоял так далеко от дороги, что я непременно привлекла бы внимание, если бы отправилась пешком по длинной подъездной дорожке. А я хотела осмотреть дом по-тихому, может, если получится, узнать кое-что о его обитателях, его историю, чтобы понять, что, собственно, ищу. Вместо этого я стояла в начале подъездной дорожки, наполовину укрывшись за деревом, которое росло рядом с чугунными воротами, и ждала неизвестно чего.

Дом был в стиле Тюдор, большой, с освинцованными окнами, я всегда думала, что в таких мечтают жить бухгалтеры. (Может, это порочит бухгалтеров или дома а-ля Тюдор, но я лично жила в двухкомнатной квартире над бургер-баром, и, судя по отзывам моих друзей, у меня не было вкуса.) Газоны и клумбы довольно хорошо ухожены даже для октября, из чего следовало, что садовник не обделял их своим вниманием. «Пять или шесть спален, – подумала я, глядя на дом со стороны дороги. – Как минимум три ванных комнаты. Много ковров и богатые шторы». Возле дома стояла «вольво-эстейт», а в сыром саду – дорогая игровая площадка из дерева. На мне была теплая куртка, но я все равно поежилась. Несмотря на всю его роскошь, было в этом доме что-то холодное, а я не считала себя девушкой с капризами. Майк рассказал мне о том, что там происходило, и я невольно представляла, как у окна стоит молодая женщина, смотрит на дорогу и пытается придумать план побега.

Когда мимо проезжали машины, и водители, и пассажиры поворачивали голову в мою сторону. В таких местах люди не ходят пешком, так что я торчала там, как прыщ на голой попе. Пока я размышляла, какие шаги предпринять дальше, в окне дома на втором этаже мелькнула женщина. Брюнетка с короткой стрижкой в светлом джемпере. Видимо, его жена. Мне стало интересно, что он ей рассказывал о прошлой жизни. Может, она тоже планировала сбежать от него или с ней он обращался хорошо? Или это был брак равных? Потом я вспомнила о том, что Лиза рассказывала моему брату, и подумала, что, возможно, любовь ослепила его, а на самом деле Лиза его обманывала. Как еще можно было объяснить все это? Как объяснить огромные пробелы в ее рассказе?

И вот пока я размышляла, из-за дома показалась девочка в толстом синем джемпере и джинсах. Я услышала приглушенные звуки радио, а потом плач ребенка, которого пытались успокоить. Видимо, девочка оставила дверь открытой. Я спряталась обратно за дерево, но девочка, судя по звуку ее шагов, шла прямо в мою сторону, в конец подъездной дорожки, вероятно, чтобы забрать почту из почтового ящика. Я вышла из-за дерева и постаралась правдоподобно изобразить, будто как раз проходила мимо.

– Привет. Мистер Вилье дома? – спросила я, и у меня изо рта вырвались белые облачка пара.

– Если вы по делам городского совета, то он принимает посетителей по пятницам, – ответила девочка.

– По пятницам.

Девочка кивнула.

– А мне в его офисе сказали, что сегодня он работает дома.

Даже не знаю, почему я решила соврать. Наверное, подумала, что, если удастся разговорить девочку, я смогу узнать чуть больше о нем самом.

– Он в Лондоне, – сказала девочка. – По четвергам вечером он всегда в Лондоне.

– О, – сказала я. – Должно быть, я все неправильно поняла. Мистер Вилье все еще в банке, так?