Серебряная герцогиня
Шрифт:
— Разве я тебя люблю разумом? Нет, Уль. Как раз мой рассудок восстает против этой любви…
Уль тихо рассмеялся.
— Ошибаешься. Рассудком ты всегда была моей. С самого детства. Тебе нравится, что я король, потому что ты и сама любишь в это играть. И тебе нравится та власть, которую тебе даю я. Но вот сердце… Сердце всего этого принять не может, а потому отвергает и меня.
— Моё сердце тает в твоих объятьях, — возразила она.
— Рассудок мой над сердцем не имеет власти, — процитировал король, — он холоден без жалости и строг, а сердцу глупому удел — безумие страсти. Ты — идеал мой, счастье и порок.
— И много ты прочёл моих стихов?
—
Они снова замолчали. «Я потом подумаю над тем, что он сказал», — решила Джайри, откинув голову затылком на его плечо. Ей казалось, что мир остановился, замер, музыка отдалилась, и в сердце наступила тишина. Его объятья закрывали её от всего мира, словно крылья большой птицы.
— Ваша светлость, карета подана.
Она вздрогнула от почтительных слов слуги, но Ульвар, не оборачиваясь, бросил:
— Подождёт.
И всё же очарование момента растаяло. Джайри отстранилась — и король ей позволил — обернулась и заглянула в его лицо.
— Та девушка… невеста твоего Бэга. Я забрала её себе. Что там за история с украденным младенцем?
— Знаю, что забрала. Не самое разумное решение, Джай. Отца у ребёнка Отамы нет, а без мужа ей дочь не поднять. Конечно, ты можешь стать её покровительницей, но… Уверена ли, что хочешь взять эту ношу на себя? Бэг не лучше и не хуже прочих. Впрочем, решать тебе.
— А ребёнок?
— Я её шантажировал, — честно признался Уль, прошёл к балюстраде и оперся о неё левой рукой. — Это тоже было глупо. Вряд ли Тивадар согласился бы обменять тебя на неё. Но я сходил с ума от страха и от мысли, что должен ради блага королевства оставить тебя дракону.
— Тогда понятно, почему она так боится меня. А ребёнка украл Бэг, верно?
— Да.
— И Шэна убил тоже он?
Ульвар покосился на Джайри, кончик губ дёрнулся в усмешке.
— А была причина мне его убивать?
— Да. Мы с ним спали. И ты это знаешь.
Король закрыл глаза и улыбнулся.
— Люблю твою смелость, Джай. Мало кто из женщин умеет быть смелой. Не в истерике, не под влиянием эмоций. Просто смелой.
— Ты не ответил.
— И не отвечу. Не сейчас. Вернёмся к этому вопросу после моей свадьбы. У меня тоже есть к тебе вопросы, и, пожалуй, нам пришло время честно ответить на них друг другу, не находишь?
Джайри отвернулась и пошла прочь и, уже спустившись по ступенькам, запрокинув голову, посмотрела на него. Ульвар задумчиво наблюдал за ней сверху. «Как же мы оба выросли», — хмыкнула девушка, присела в реверансе и направилась к карете.
— Джай…
Она обернулась.
— Спасибо, — тихо сказал король. — Я сегодня утром побывал в городе. Оценил твои усилия. Ярмарка, гуляния, мистерии, угощения… Народ счастлив. Даже не припомню, чтобы когда-либо видел Шуг таким нарядным. Ты очень много для меня сделала.
Джайри шутливо приложила ладонь к груди слева:
— Мой разум, мои помыслы и моё сердце — для тебя, мой король, — напомнила слова древней присяги.
Ульвар рассмеялся.
Джайри не любила золото. Выбирая ткань для платьев, предпочитала холодные оттенки. Из всех многочисленных оранжево-жёлтых допускала лишь сочетать лимон с лазурью. Притом лимонного цвета могли быть шнурки, ленты или сапожки, но не основная ткань. Однако на этот маскарад, поддавшись неясному импульсу, Джайри заказала портному костюм лисицы. И сейчас, стоя перед зеркалом, злилась на себя. Ярко-оранжевая верхняя юбка, расшитая чёрными цветами, сливочно-белый бархатный корсет, чёрные меховые рукава, расширяющие к низу, под ними — узкие, и перчатки того же цвета. Ну и маска лисы, конечно. И пышный хвост. И чёрные большие ушки, отделанные мехом и мелкими бриллиантами. Тоже чёрными.
Всё слишком ярко и броско. На взгляд Джайри — аляповато.
Но делать нечего: менять что-либо было уже поздно. Собственно, идея Джайри заключалась в выборе самого животного. Эдакий вызов Улю. Маленькая женская месть… Глупая и бесполезная. Сейчас девушка это прекрасно осознавала.
— Как вам идёт, Ваша светлость! — прошептала камеристка.
— Благодарю, Эйни. Вели кучеру подогнать ко входу карету без гербов.
«Ты можешь оскорблять равных, Джай, но со слугами и подчинёнными должна быть неизменно вежлива», — вспомнились ей слова отца. Герцогиня провела пальчиком по короткому рыжему бархату мордочки и вздохнула. Где он сейчас? И жив ли? Джайри любила мать. Нежно и снисходительно, но отец… Они были необыкновенно близки с ним, и если кто-либо, кроме Ульвара, и повлиял на становление личности Серебряной герцогини, то это, конечно, Ларан.
На этот раз зал был освещён намного более скудно, чем на балу. Закоулки, ниши, партеры утопали в полумраке. Зеркала таинственно мерцали. Всё вокруг до неприличия было загадочно и страстно. Но цветы, увивавшие рамы и — сплетёнными гирляндами — стены были вырезаны из шёлка: Джайри мутило от ароматов живых растений.
Королева Леолия, когда пришла к власти, повторила запрет своего отца насчёт маскарадов. В отличие от короля Эстарма, его дочь не столько опасалась разврата, который могли творить гости, надёжно спрятанные от пересудов масками, сколько тех неприятностей для безопасности, которую им давала анонимность. Но в Морском и Серебряном щитах маскарады продолжались. Помнится, на недовольное замечание мрачного герцога Эйда о королевском запрете, Ларан лишь весело рассмеялся. «Право хранителя, мой друг, решать какие указы монарха принимать в своём щите, а какие — нет». Королева Леолия уважала права своих аристократов. А вот станет ли считаться с ними Уль?
Джайри почувствовала, что набрела на какую-то очень важную мысль, но Медведь, склонившийся перед ней в поклоне и приглашающий на танец, отвлёк её. Это точно не был Яр: во-первых, принц сейчас был на полдороге в Шёлк, а во-вторых… вот этот янтарь, хризолит и яшма… Ну нет, однозначно, нет.
«Для размышлений у меня будет завтрашний день, — решила Джайри, — а сегодня я хочу насладиться музыкой, танцами и ни к чему не обязывающим флиртом». А ещё разгадыванием ребусов: кто есть кто. Кого-то она узнавала сразу, кого-то — позже, а кого-то не угадывала совсем.
Злило, что она не могла понять: кто из танцующих — Ульвар, и кто — будущая королева.
Маски, взявшись за руки, весёлыми прыжками устремились в хоровод, змейкой петляющий меж колон в разные таинственные закутки дворцовых залов. Дамы заливались тоненьким смехом, кавалеры басили, и атмосфера оказалась намного более непринуждённой и легкомысленной, чем на балу. Время от времени музыка резко смолкала, и тогда хоровод обязан был замереть, но участники мешались, валились друг на друга, пищали, ахали, хохотали. И Джайри вместе с ними. Она вдруг снова оказалась ребёнком, и, хотя сама всё распланировала и придумала, не смогла устоять перед очарованием маскарадных затей.