Серебряная лоза
Шрифт:
— Вот уж Ловкач, наверное, рад.
— А он уже с ними повидался, дал пару советов. Ну, сегодня мне больше рассказать и нечего. Будут какие-то пожелания, господин Тень?
— Возвращайся в комнату, можешь отдохнуть. У меня дело, вернусь после рассвета.
Свечи погасли, ворон недовольно вскрикнул. Прозвучали торопливые шаги вниз по лестнице, и вскоре из дверей особняка, расположенного на улице Поэзии, выскользнула невысокая фигура в плаще с капюшоном. Этот человек двигался быстро, выбирая тёмные стороны улиц и неосвещённые подворотни,
Короткая ночь середины лета быстро растаяла, поспешила убраться. Но было ли ожидание быстрым для человека в плаще, сидящего у широкой трубы на крыше Приюта — как знать.
Тонкая розовая полоса протянулась по восточному краю неба, и чёрное стекло ночи посерело, а затем стало почти прозрачным. В это время дверь флигеля распахнулась, и в притихший сад вышла рыжеволосая женщина с метлой в руках. Работа всегда поднимала её раньше прочих: сперва она приводила в порядок двор, затем спешила на кухню. А Приют между тем ещё спал.
Женщина не торопилась. Она глядела на восток с выражением глубокой печали на лице, и лёгкий ветер трепал её пышные золотисто-рыжие локоны цвета осеннего леса. В этот момент человек на крыше раскрыл ладонь и сдул с неё бабочку.
Крылатое чудо из тонкой стальной проволоки запорхало, как живое насекомое. Кружась, бабочка спустилась вниз и попалась на глаза печальной женщине.
Та схватила её и сжала в кулаке, будто желая раздавить, и с гневом огляделась. Незваный гость что-то ощутил и успел отступить за трубу всего за мгновение до того, как взгляд поднялся наверх.
Он осторожно выглянул. Женщина пыталась расправить смятую бабочку. Она бережно разгладила её и поднесла к губам, а после опустила в кармашек серого грубого платья. Затем, кончиком пальца смахнув слезинку, она подняла упавшую метлу и направилась во двор.
Человек на крыше подождал ещё немного, а когда двор опустел, он ловко скользнул по водосточной трубе и ушёл прочь.
Примерно полчаса спустя господин Тень и Роза покидали комнату в «Ночной лилии».
— Постой! — сказала она, взлохмачивая его волосы. Оставила на груди алый отпечаток губ.
— Мне нравилась эта рубашка! — упрекнул он.
— Ах, передашь мне, я выстираю, — отмахнулась девушка, пристраивая шпильку за отворот жилета. — Готово, идём.
Засидевшиеся гости, перемигиваясь, проводили их взглядами.
— Он эту маску, наверное, и в постели не снимает, — негромко прозвучало за спиной.
Господин Тень вышел на улицу, потянулся, сел за руль своего экипажа и уехал по направлению к дворцу.
А спустя пару дней он участвовал в другом событии. И тоже ночью.
Здоровенный широкоплечий стражник занёс кулак над хвостатым, скорчившимся в испуге у серой стены, но руку кто-то перехватил.
— Кто ещё посмел вмешаться... господин Тень, простите!
— Оставь его.
Это впервые стражник видел прославленного господина так близко, впервые слышал его голос. И в самом деле, что общего может быть у мастера, приближённого к самому правителю, и у простого стража, всего лишь несущего дозоры у дворцовых стен. Разного полёта птицы, и беседовать им не о чем. Даже чтобы сделать заказ у такого, дозорному не хватит денег.
Страж замер, растерянно открыв рот, и хвостатый, улучив момент, ловко ускользнул, только пятки засверкали. А господин Тень сдвинул маску на лоб.
— Да, Гундольф, это я.
— Ты-ы?! Всё это время!..
— Тише. Идём со мной. Ты пешком?
— Да никуда я с тобой не пойду! Ты зачем меня остановил? Ты видел этого, видел, кто к ней шастает по ночам, а? Это после тебя её всё на хвостатых тянет?
— Немедленно замолчи и иди за мной. Разве у тебя сегодня не дежурство? Если не желаешь проблем, делай, как я скажу.
Они приехали в «Ночную лилию» и заняли отдельный кабинет. Господин Тень заказал напитки, его спутник сидел как на иголках.
— Так отчего же ты вместо службы вертишься под забором Приюта, Гундольф?
— А сам-то ты чего там вертишься? Надеешься стать одним из тех, кого она впускает по ночам?
— Удерживаю тебя от глупостей. Гундольф, она их учит.
— Чего?
— Учит, говорю. Читать, писать. Более-менее честно жить. Выручает заплутавших, а не то, что ты подумал.
— Да зачем бы ей это?
— Затем, что она лучше, чем ты о ней думаешь... Благодарю за напитки. Мы сами разольём.
Жестом отпустив работника, господин Тень наполнил бокалы и придвинул один к собеседнику. Гундольф выпил одним махом и сам долил ещё.
— А ты откуда всё знаешь, а? — с недоверием спросил он.
— А я наблюдательный. Работа у меня такая.
Пили долго.
— Ковар... Вот понимаешь, не могу я остановиться. Ведь знаю же, не нужен ей, а хожу... И эти ещё шастают то и дело, вот думал за честь её вступиться. И всё не так понял, а всё равно не мог от неё отвернуться никак. Что мне делать, скажи, что мне делать?
— Если б я сам знал. Как видишь, у меня та же беда.
— Тебе хоть есть что вспомнить, — с обидой сказал Гундольф. — А я, Ковар, а я...
— Иногда лучше не вспоминать. И именем старым меня не зови больше, не нужно.
Под столом лежали уже четыре пустых бутылки.
— А я... вот ты обидишься, да, но я так рад был, когда ты из города пропал, и надеялся, что ты сдох. Вот прям так и думал. Ну, вмажь мне.
— Не стану. Мне, знаешь, тоже не всегда жить хотелось.
— А Грета меня однажды спросила, где ты пропадаешь. Она ведь не думала, что мне всё про вас известно. И спросила, а мне будто нож в сердце. Ну, я сказал, тебя прогнали, как паршивого пса, и ты вернулся на Моховые болота. Она, знаешь, вроде поверила. Вот только не знаю я, ходила она туда или нет. Твои старики-то ещё живы? То-то у них лица бы вытянулись, если б такая дамочка из города вдруг заявилась и про сынка спросила. А ещё сказал и испугался: вдруг ты и правда там? А то ж кто тебя знает.