Серебряная лоза
Шрифт:
Проснулась Хитринка от звуков разговора.
— Да разве бы я не понял? — донеслось снизу.
Это был голос Гундольфа, и в нём звучала боль. Брунгильда что-то ответила, но что, Хитринка не разобрала.
— Зачем было врать, что видеть меня не хочешь будто бы из-за сплетен? Я же всё делал, чтоб на тебя и тень не упала, а тебя это, оказалось, нисколько не заботило, раз ты...
Брунгильда ещё что-то сказала, и Гундольф понизил голос. Дальше ничего расслышать не удалось, так что Хитринка решила спускаться вниз. Перед этим она нарочно затопала погромче, чтобы те двое услышали.
Так они, выходит, знакомы, или как это понимать?
Брунгильда
— Что удалось разузнать? — спросила Хитринка.
— Там не дураки сидят, не болтают при чужих, — ответил Гундольф. — Сперва и меня выставить пытались, говорили, не работают, мол, да я настоял. Что, сказал, верному стражу господина Ульфгара, пострадавшему в бою, уж и стопки не нальют? Тогда налили. И мрачные такие сидят, ни слова не скажут, сверлят взглядами. Ну, я цежу не спеша, хотя там и видеть-то нечего. Тут из боковой двери появился ещё один, с подносом, на подносе три тарелки. Покосился он на меня, да вышел уже, куда деваться. Прошёл через зал и в другой двери скрылся, за нею лестница. Ну вот и подумай, по какой причине люди сами в кухню не могут спуститься.
Хотя со счётом у Хитринки никогда не ладилось, но уж до трёх-то она считать умела. Карл, Прохвост и Каверза, кто же ещё может быть там, наверху. Может быть, ещё Марта, но кого тогда нет? Эта мысль Хитринке не понравилась.
— Нам нужно пробраться туда! — выпалила она. — Вот только не понимаю, а почему их держат взаперти?
— У меня лишь такие соображения: или люди правителя взяли верх и отлавливают сторонников Эдгарда, или твои друзья в чём-то с ним разошлись во взглядах, — ответила Брунгильда. — Склоняюсь ко второму. Им не причиняют вреда, но и не отпускают.
— Эдгард и прежде пытался нас задержать, — сказала Хитринка. — Он хотел, чтоб Марта отправилась с ним к правителю, и того разорвало на куски. Страшно напугал Марту. Во-он с того балкона мы спускались, Прохвост сделал верёвку из простыни.
Брунгильда поглядела в щель между досками, и на лице её отразился гнев.
— Этот Эдгард, если он мне только попадётся... — сказала она. — Так вы отсюда бежали к Вершине?
— Нет, — сказала Хитринка.
И вдруг ощутила настоятельную потребность с кем-то поделиться. А как не ощутить, когда тебе явно сочувствуют?
— Люди Эдгарда нас тогда чуть не схватили, — сообщила она, и события тех дней встали перед её глазами, будто вживую. — Вылетели с оружием, а тут на них как выскочит волк!
— Пресвятая Хранительница! — ахнула Брунгильда, прижимая пальцы к губам.
— И Карл подъехал, мы прыгнули в его фургон и как понеслись, и волк запрыгнул к нам.
Слушательница до того побледнела, пошатнулась даже, что Гундольф поспешил её подхватить, обняв за талию.
— Но это был хороший волк, — пояснила Хитринка. — Ужасно здоровенный и страшный, но добрый. Если ты его увидишь, то узнаешь: у него не хватает зуба впереди. Карл сказал, этого волка починил Ковар, но много лет он пропадал неизвестно где. И мы понеслись к Пасти Зверя, и там едва не сорвались в пропасть, а потом нашли Каверзу. Её схватили стражники, и с ней был ещё товарищ. Там стражники схватили и Карла с волком, но мы с Прохвостом пробрались ночью...
Брунгильда уже почти висела на руке Гундольфа, и лишь тревожный взгляд широко открытых глаз свидетельствовал о том, что она ещё не лишилась чувств. Хитринка даже возгордилась немного, что так хорошо умеет рассказывать истории.
— Мы выпустили Каверзу, и Карла, а стражники... Словом, они в ту ночь все умерли. Дальше мы разделились: я с Мартой и Каверзой полетела напрямик, а остальные поехали через Разводные Мосты. Мы-то хорошо долетели, а их там уже ждали...
Эта часть истории Хитринке не нравилась, совсем не нравилась. Она десять раз пожалела, что начала вспоминать. Бунгильда, видимо, что-то поняла по её лицу, потому что нашла в себе силы, шагнула вперёд и прижала Хитринку к груди.
— А-а Арно остался там, — всхлипнула Хитринка. — Ему пришлось выйти, чтобы дёрнуть рычаг, ведь мосты развели. И Карл сказал, в него стреляли, но он успел опустить мост, а дальше всё... и они уехали без него...
— Арно? — прозвучал над ухом тревожный голос Брунгильды. — Я знала человека с таким именем и слышала, его как раз направили на север. Молодой парень, нет и тридцати, серые глаза, а волосы скорее тёмные, чем светлые. Он жил в городе Пара и состоял в «Птицах».
— Похож, — сказала Хитринка, шмыгнув носом. — Он ещё Грету знал. Раз и ты её знаешь, то Арно, наверное, и есть твой знакомый.
— Бедный мальчик! Так он погиб...
Гундольф негромко прокашлялся.
— Вы уж простите, — сказал он смущённо, — горе, конечно, да только слёзы чем помогут? Есть у меня кой-какие соображения.
— Ты прав, — ответила Брунгильда, но голос её звучал грустно. — Раскисать не время. Расскажи, что придумал. Сперва постараемся спасти тех, кто ещё жив, а павших друзей оплачем позже.
Глава 51. Прошлое. О том, как правитель обнаружил пропажу Марты, и ещё немного о былом
Осенью тридцать седьмого года Альседо отправился в те края, где его давно ожидали ушедшие любимые. Может, виновато было механическое сердце, которое давно не чинили, но вернее всего, дело оказалось в чём-то другом. Ведь механизм, как говорили, работал, мелодия ещё играла, когда пленника нашли поутру. Ещё говорили, он улыбался.
А накануне у него побывал гость, приносивший с собою портрет маленькой беловолосой девочки лет семи, хотя выглядела она младше. Портрет этот, любовно написанный Гретой, стащил из её флигеля один из хвостатых. И вот теперь вчерашний гость сидел в своей мастерской в смятении и тревоге, не зная, то ли худо он поступил, то ли нет. Может быть, излишнее волнение ускорило печальную развязку, а может, наоборот, он едва успел, скрасив пернатому последние часы.
— Какая же она красивая, как похожа на мать, — звучал в ушах шёпот Альседо. — Но наша жизнь должна была сложиться совсем, совсем не так... Ведь она растёт, не осознавая, какие почёт и уважение ей полагаются. Не бродить ей по серебряному дворцу, не слушать истории нашего прошлого, может, и родного мира вовек не увидать. И в день пятнадцатилетия не поднимется она, гордая, на Вершину, рука об руку со мной, с матерью, чтобы совершить прыжок и обрести крылья. И мы не научим её песне...
— Песню теперь знает ворон, — напомнил ему гость. — И когда придёт время, твоя дочь выучит мелодию. Обещаю, я отведу её к Вершине, я сделаю всё, чтобы она стала такой, как должна. И может быть, когда всё закончится, вы ещё увидитесь, и ты скажешь ей всё, что хотел.