Серебряное пламя
Шрифт:
– Мне? А я думала, что это я тебе много позволяю.
– Возможно, у нас больше общего, чем нам казалось.
Гэмел закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ее теплых губ к своей коже. Почувствовав, что она расслабила тесемку его подштанников, он открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что она делает. Затем застонал, содрогаясь от удовольствия, и откинулся на спину, предоставив ей полную свободу действий.
Наслаждение было так велико, что оказалось недолговечным, несмотря на все усилия Гэмела контролировать себя. Чувствуя, что больше не выдержит, он подхватил Шайн под мышки и посадил на себя. Она выглядела удивительно красивой, двигаясь
Пока они медленно приходили в себя, слившись в объятиях, Гэмел задавался вопросом, понимает ли Шайн, какую власть она имеет над ним. Временами он чувствовал себя как голодный оборванец, подбирающий крохи с пиршественного стола. Отбросив эту довольно мрачную мысль, он сел и потянулся за подштанниками.
– Ты стала ужасной распутницей, – поддразнил он, встав с кровати и поднимая с пола свою одежду.
– И вина за это лежит полностью на тебе, – заявила Шайн, закутавшись в простыню и сев на постели.
– На мне? – приглушенно отозвался он, натягивая через голову тунику.
– Да. Это ты научил меня плотским утехам. Боюсь, я просто заразилась твоей ненасытностью.
Затянув тесемки рейтуз и натянув башмаки, Гэмел вернулся в постель и коснулся ее губ быстрым поцелуем.
– Мне остается только молиться, чтобы пережить эту напасть. – Он подмигнул Шайн и направился к двери. – На твоем месте я не стал бы залеживаться в постели, а то горничные начнут шептаться, почему ты выглядишь такой усталой по утрам, – бросил он через плечо, прежде чем выйти из комнаты.
Шайн рассмеялась и, потянувшись в последний раз, встала с постели. Горничные уже сплетничали о пятнах от травы на ее одежде, о сене, набившемся в ее нижние юбки и рейтузы Гэмела, о простынях, сбившихся настолько, что им приходилось каждое утро полностью перестилать их постель. Вначале Шайн смущалась, но вскоре смирилась, понимая, что ей никуда не скрыться от зорких глаз прислуги. К тому же их пересуды были скорее завистливыми, чем злобными, и она перестала беспокоиться по этому поводу.
Жаль, что нельзя с такой же легкостью забыть о других проблемах, мысленно посетовала она. Хотя Шайн смирилась со страстью, которую они испытывали друг к другу, ее тревожили попытки Гэмела привнести в их отношения романтику. Горничные были не единственными, кто замечал, как часто он дарил ей цветы или шелковые ленты в тон ее глазам и даже заказывал на кухне ее любимые блюда. Все эти знаки внимания вызывали у Шайн глубокие раздумья. Вздохнув, она покачала головой. Ей оставалось только молиться, что у нее хватит сил сделать то, что она обязана – отпустить Гэмела.
Спустя несколько мгновений ее настроение опять поднялось. К ее восторгу, в комнату внесли лохань для мытья и горячую воду, заказанную для нее Гэмелом. Он постепенно узнавал, что ей нравится. И хотя это был тревожный признак, трудно было сердиться на подобную предупредительность. Едва за горничными закрылась дверь, как Шайн опустилась в горячую воду, благоухавшую лавандой.
Однако когда она расслабилась, откинувшись на бортик ванны, на нее нахлынули мысли, которые она усердно гнала прочь. После такого счастливого утра ей не хотелось думать, что ее брак недолговечен, но ее практичный мозг отказывался пребывать в благостном неведении. Каждый раз, когда она слишком вживалась в роль жены Гэмела, здравый смысл возвращал ее к суровой действительности.
Гэмел назвал ее распутницей. Это была, конечно, шутка,
Шайн пугала страсть, которую она испытывала к Гэмелу. Она боялась, что наступит день, когда ей, как Арабел, станет недостаточно одного мужчины, чтобы удовлетворить свои плотские потребности. И она не хотела быть с Гэмелом, когда это случится.
– Будь ты проклята, Арабел, – прошептала она, яростно намыливая себя мочалкой. Даже если ее мать потерпит поражение, это не избавит ее от страха. Всю жизнь ей придется бороться с дурной наследственностью.
День уже клонился к вечеру, когда Шайн вошла в комнату, где обычно собирались женщины, чтобы заняться рукоделием. Марго, две старшие дочери леди Эдины и их горничные встретили ее приветливыми улыбками. Шайн улыбнулась в ответ. Она так и не набралась храбрости, чтобы попросить кого-нибудь из них научить ее более сложным видам шитья и, по обыкновению, собрала несколько предметов одежды, нуждавшихся в починке. Считая себя достаточно искусной в этом деле, она не стеснялась заниматься им в присутствии других женщин. Обменявшись улыбкой с Марго, она села на скамью рядом с девушкой и начала зашивать большую прореху на тунике Гэмела.
– Лорд Ангус Макгрегор уже прибыл? – поинтересовалась Марго, вдев желтую шерстяную нитку в иголку.
– Да, и все мужчины собрались в гостиной. Леди Эдина тоже там.
Марго улыбнулась:
– А тебя не пригласили. Представляю, как тебя это бесит.
Шайн рассмеялась:
– Ужасно. – И уже серьезно сказала: – Это моя битва, я ее начала, и именно я выиграю в случае победы. Однако в большинстве случаев я вынуждена ждать в сторонке, когда мне скажут, какие решения принимаются и что делается. Это становится утомительным. – Она рассеянно убрала под накрахмаленный чепец выбившуюся прядь волос. – Впрочем, я начинаю привыкать.
– Но это, наверное, нелегко.
– Ну, я же не воин. Я не знаю, как сражаться с врагами, а на обучение нет времени. Никто не позволит юному пажу командовать сражением. И потом, они стараются защитить меня.
– Таков удел мужчин – защищать женщин и детей, за которых они в ответе.
– Да, конечно. Я всего лишь слабая женщина и не смогла бы противостоять мужчине, даже если бы меня обучили воинскому ремеслу. Но дело не в этом. Лорд Макгрегор наверняка рассказывает о темных делишках Арабел и Малиса. Думаю, мне не позволили присутствовать при этом разговоре, потому что Гэмел и все остальные не хотят, чтобы я слышала подобные вещи. Они опасаются, что это ранит, а может, даже напугает меня.
– Но разве ты не хочешь знать правду?
– Хочу. Хотя, признаться, мне больше нравится, когда Гэмел делится со мной тем, что ему удалось узнать. Он старается смягчить услышанное, насколько это возможно. К тому же мне не нужны лишние свидетельства, чтобы понять, насколько опасна Арабел. Я всегда это понимала. Так что, хотя я возмущаюсь, что меня отодвинули в сторону, я рада, что мне не приходится выслушивать рассказы жертв Броуди об их гнусных деяниях. Мне и без того стыдно.
Марго покачала головой: