Серебряный город мечты
Шрифт:
— Ты о чём? — теперь хмурюсь я.
В самом деле, не понимаю.
Только я не понимаю в целом: что она хочет мне сказать?
— О том, что я не могу взять тебя с собой, — мама поясняет терпеливо, как точно неразумному ребенку.
Вздыхает.
Глядит, отпуская мою руку, по сторонам, и ручку ярко-красного чемодана она сжимает крепко, до побелевших пальцев.
—
— Что? — я переспрашиваю, теряюсь… окончательно, отвечаю торопливо, чтоб уж совсем дауном она меня не посчитала, не решила, что боксом я себе мозги в самом деле отбил. — Я на такси, один. И я понимаю, что прямо сейчас улететь не получится, я знаю, что билеты надо заранее покупать.
— Дима…
— И мои документы, ещё школа, — я чащу, словно перенимаю ее манеру говорить, боюсь… не успеть, хотя мне уже некуда опаздывать, маму я нашел, — да и отцу сказать, что я решил к тебе, конечно, надо. Но ты же сможешь задержаться на неделю или две?
— Дима, — мама выговаривает медленно, растерянно и, словно бы, раздраженно. — Ты… тебе лучше остаться с отцом.
— Думаешь, он не разрешит? — я спрашиваю отчаянно.
Злюсь сразу.
Конечно, он может!
Он… он просто из вредности скажет, что нет. Из-за обиды, что мама от него ушла, хотя теперь я маму понимаю, очень хорошо понимаю, с ним невозможно, только сухопарая вобла немецкая и может жить.
— Мам, я уговорю его. И ты ему скажешь…
— Дима! — мама говорит громко, резко, обрывает меня, чтобы сказать самой. — Ты никуда не поедешь, потому что… потому что я не готова тебя забрать.
— Почему?
Вопрос получается глупым, каким-то детским.
А мама отводит взгляд.
Чеканит слова непривычно спокойным тоном, словно вбивает их в мою голову, которая шуметь после каждого её слова начинает все сильнее, оглушает и мир — шумный, искрящий светом и голосами — размывает.
Отключает.
— У меня через два месяц свадьба, Дима. Ёсихиде знает, что ты живешь с отцом и не будешь… забыла, как говорят… снегом на нашу голову. У нас давно налаженная жизнь, которая нас устраивает. Я не могу возиться с твоей школой, дальнейшим образованием. Ты вообще представляешь, какой уровень знаний у детей в Японии?
Нет.
Но то, что не потяну, понимаю, мой уровень знаний явно не тот.
Я ведь дурак, полный и круглый.
Она не говорит, однако в её глазах я это читаю, осознаю сам, потому что, правда, дурак. Почему я вообще считал, что живу с отцом, поскольку сам так решил? Почему я был уверен, что мама обрадуется и согласится, если я вдруг это решение поменяю, свалюсь, как снег на голову, ей и её… Ёсихиде?
Точно дурак.
И идиот.
— Я понял, — я отступаю.
Пячусь, но меня в очередной раз пихают, подталкивают к… маме, и сама она меня удерживает, хватает вновь за руку.
— Постой, дай свой телефон, — она требует, сама вынимает его из моей руки, ищет что-то, вот только что я не спрашиваю.
Я думаю, когда же успел его достать и сжать, не заметить.
— Дима, ну ты же большой мальчик, ты сам должен всё понимать. Не думала, что придется прописные истины объяснять, — мама бросает раздосадованно.
Цедит, опуская руку с телефоном, сердито, что Вахницкий не меняется и что дозвониться до него нереально, я же слушаю, смотрю на неё, яркую.
Когда же я всё-таки вытащил этот телефон?
Который она не отдает, смотрит дальше.
— Немка, — мама хмыкает, спрашивает, вскидывая вопросительно брови, уточняет, — это, я так понимаю, твоя мачеха?
— Не звони, — я прошу.
Дергаюсь, чтобы отобрать, не дать позвонить гестапо, только не ей, но мама отклоняется, отводит руку, хмурится.
Оставляет надеяться лишь на то, что гестапо тоже не ответит. Она ведь, как и отец, ещё на работе.
Вот только отвечает.
— Здравствуйте, — мама улыбается, интересуется бойко, представляется, — вы теперь жена Влада, верно? Я Анна, бывшая жена Влада. С Димой всё в порядке, что вы сразу про случилось. Он в аэропорту, со мной. У меня уже объявлена посадка на рейс, он меня задерживает. Приедьте за ним. И объясните, пожалуйста, Диме, что забирать его жить к себе я никогда не стану. Не знаю, кто из вас с Владом внушил ему подобную глупость…
Раздражение.
Оно звучит в мамином голосе отчетливо, пропитывает его, и на меня она поглядывает… раздраженно, притопывает ногой.
— … вы то, как взрослый человек, должны ведь понимать, что забрать его собой я никак не могу? — мама вопрошает, дожидается, видимо, ответа, потому что произносит удовлетворенно. — Ах, понимаете. Хорошо. И да, поговорите с ним. Ребенку не место в аэропорту.
И в Токио.