Серебряный поэт

Шарыгин Вадим

2.

Ещё непроницаема,Ещё нет видимых причин.Лишь варево гудит: горсть звёзд, щепотка плача…Из глубины доносится,Как первый снег, во тьме неразличим,Латунный звук иль блеск, и ничего не знача,Врывается в строку – в разграбленное сердце октября,В холодную сумятицу, провозглашая:И трогательность плеч, и талый тлен теней – не зря, не зря!И чуточка тепла оплавленной свечи – большая.И вот уже лавина чувств, сквозь лаву лет, раскалена,Сжигая заживо, сметая быль и небыль,Вздымает, сокрушив, душа вольна, больнаРазверзшейся возможностью прославить небо.Распахнуты стихи! В объятьях – сонм стихий! И сны пруда,И зыбкий край ночующего в поле стога.Всем звёздам салютующая молодость, рука горда.Улыбчивый ручей, спадая, слышен много.Ещё

не приключился день,Ещё дрожащая пора,В разгаре целокупное витийство, в силе.Но чар моих чураются… Судьба стремительно стара.Глаза очнулись. Здесь.Качнулись к смерти. Все ли?

3.

Когда осенняя стихает темнотаИ свет окна крадётся меж стенами,Внимаешь, с искренностью искры: занятаВысокими осколками стенаний —В е л и к о м у ч е н и ч е с т в а святая суть.Молчит обильно уличка, так надо.Меня отнять у вдохновения? Отнюдь!В укромной впадине струенье клада —Ключ Иппокрены! – воздух пламенно-сырой,К губам, к глазам… Душа качнулась ярко…Я за влюблённых в высоту стою горой!Жизнь выгорит свечою, до огарка,Я это знаю, но, чуть только тишина,С небес спускаясь, вымазавшись в саже,Остановилась, как слезинка, не слышна,Мой стих Вселенную двора покажет!

Втуне

«По-настоящему (большой поэт) «осуществляется» только в талантливом читателе. В таком, который способен к активному сотворчеству и готов к усилиям, подчас к утомительным. Но это утомление сродни усталости рыбака в дни удачного лова. Утомление не растраты, а прибытка».

Марина Цветаева

1. «Воронок»

По остывающей бездомной тишине, грузноНалегая шагами на осеннюю робу бульвара Страстного…Жить уже некуда, час настаёт, ветер грустноПошевеливает ветви. Смертельно не верится в лучшее снова.Не горячит горечь чувств. Мысли огнём объяты.И бумажным змеем витает в оглашенном воздухе, прокажённом —Захлебнувшийся крик: «Остановитесь, ребята!».Онемевшие, обхватив окаменевших мужей, не плачут жёны.По нарастающей тает сон: так мало мелаОстаётся в дорисовывающей солнце детской руке, застыла…И кто-то сталью голоса тычет в ночь умело,И расстреливает,Пришедших за сном,Фарами «воронок»,В затылок.

2. Past Perfect

Жизнь на юру, смерть посреди. Незащищённость кровом.Кровью истекает время. Нет неба над головой!Типажи: зырк бычий, пот на подбородке здоровом…Сколько их, Господи, сколько! Впадаю в дым луговой…У рукомойников железных – впредь, прядь, прыть оттока:Нудно падают холодные капли, насмерть бьются.С картин: пламенеют маки заживо! Ожглась жестокоДуша мальчишки, потонув в остывшем чае блюдца.Окаменевших лобзаний неподъёмная тара,Мрачное золото Винсента и кривизна Дали…И во рту зычный привкус вокзала… Память, стань старой,Скорбь, губами початую, зорко со мной раздели!Где-то поодаль пообвыклось марево сна, спите…Стих перезвон увешанных монистами цыганок.Я любил любить… Любил Россию, из Москвы в Питер,Жизнь на ура, под воздыхание звёздных цигарок.

3. Разве что…

Запаян вечер оцинкованныйВ продолговатое пространство века жгучего.Глаза закатом жизни скованы.По капле сердца встречный ветер мне наскучивал.Строки мятежность статуарная,Огнебородым греческим богам покорная.Минут разгромленная армия.Неизречённостью вселенской сыт по горло я!Ветра и чувства переменчивы.Глаза, обживши темень вечера, за староеВзялись – блуждать… И молвить нечего,Ну, разве что: вот, облака прошли отарою…

Парад-алле

Я слышу жажду тверди!Мне твердят о ней:Ковыль низкопоклонный,Студень жара, миражами полон.В полон днём бездыханнымВзят покой, сильней —Скрипач в траве. Жужжанье обездвиженоВ потоке полом.Маячат маки. Миг в разгаре. Век, стремглав,Пронзил обескураженные семьи,В тине умолкая,Мерещится шмелём. Спит тишины анклав.Простёртый товарняк из облаков.И медлит тень нагая.Я слишком жажду тверди слов! Она самаСебя не узнаёт в моём неистовом порыве, так то…Жаровня захиревших трав…Сходить с умаОт всколыхнувших яблони сорок,Забросив чувство такта! —Освобождённым словом крыть – туз козырной,Пусть шайка воровская дойщиков закатов стынет скопом!Пусть только каждый сотнетысячный со мнойИ жар нескошенный – могильщиками вскопан,Я славлю обездвиженного слова взбег,Брусчатку подавай мне, жизнь,И готику сусветной речи!Бухарским пловом вскормленный молчит узбек,Ни слова не поняв, ничем поэту не противоречит.Благим, рождённым в грохоте нездешних гор, —Глаголю твердь, елейный аромат сицилианских сосен.Народ мой на расправу с жалким смыслом скорИ к жизни, за пылинку отданной поэтом, сонно сносен!Я жажду жажды,Зной вам в помощь, ходоки, —По сломленным рукам, по пятнам крови – выцветшим и ржавым!Снедаемые тишиною сны легкиМоей, правдоподобной, от дождей до сумерек, державы…Стеклянная есть твердь! …Не достучаться мне:Ладони в кровь и медленная пустотаСтены облезлой…И боль въезжает в сердце на лихом коне.Парад-алле… Доносит воздух:Костыли и топот жезла.

Навеяно Винсентом

Explicit mysterium [2]

1.

Измаянных – изломанным молниями небом —Руками, хлопками просят сойти со сцены,Не мешкать, не мешать! Соборы с высоким нёбомСмыкают напевы в хор, реквиемом ценны…Вот ёкнуло в груди сердце, часы возвестилиГлубокую полночь, в которой несут мерноОсмелившегосяОслушавшегосяОслышавшегося безумца! Строй Бастилии —В почётном карауле. И пасутся мирноСтада округлых минут на циферблате чинном.Динь-Бом… – по имени тишину называя,В напольных часах хадж звуков… Схож с мёртвым мужчина…Сочится жизнью ночь, как рана ножевая.

2

Свершается таинство.

2.

Острого цвета солнце,Пронзая толщу заспанного быта,Пробилось-таки к глазам,К лиловой дрёме…Тщетно разыгрывая безмятежность,Зная, что карта бита,Любуюсь падающей тишиной, кромеВолчьих пятен на распахивающейся двери – тлен итога —Минора полна каменная Минерва —Снится мне, на обложке Древнего мира, не буди, не трогай!Но мира не будет… Мы с ним, мы – нервы:Вытянутые, выпростанные, втоптанного стона струны!Напитаны бунтующей кровью вены.Вышедшие нам навстречу: полуночи, пустоши и страныВоспитаны в аду чувств благословенных.Загнанный в яму безумия,Или стяжавший взлёт глубокий?Столетий ствол, молнией разбитый, спилен.Жизнь отдана искусству. Убогие глазеют лежебоки.Охранной охрою осыпан храп спален.Любящим цветом оттенена неминуемая потеря.Последняя роза осенняя – блёкла.Таинство слабой занавески в створе утра. Рассвет потерян.Чирк солнца. Зарделись бездонные стёкла.

3.

В разгаре сумерек: сад, споры вдохновенья и отверстыхНебес – на вдохе отхлебнула – душа моя… Потёмки святы…И смутная тревога улеглась. Дождь выпал из отверстийВ чернильном куполе. И гнёзда птичьи – из прутьев окон свиты…Как зримо тонет взгляд! В пучину братских чувств я погружаюМотив сусального пейзажа заколосившейся пшеницы:Вороны тянутся к созревшему под ветром урожаю,Их пятна вороные, и данный день, который денно снится…Десницей Неба – молнией – померкший небосклон расколот,Удушливая тишина прохохотала – над жизнью всуе.И стынет сердце, подступает, крадучись, к ладоням холод,И кистью начинает смерть свою, смерч бешено рисуя…

4.

До обморока!И пульс нитевидный…Скорее, скорее,Хватая губами остуженный вопльРассветной земли, вызнать вдруг достоверность слепую!Избита душа, час от часу жив,Поминутно старея,Предчёрное пламя познав кипарисов,Пишу – оголтелую оторопь лиц, ввысь ликую.Патетикой дайте наполнитьминдальничанье с закатом!Замшелая путь-дорожка, петляя меж междометий,Выводит к опрятным мыслям о близком.И тайное станет явным – в грязи,В этом мире заклятом!И жаркая жуть прозрений вдруг окаменеет, застрянетДревнеегипетским обелиском.И всё же, ненапраснаЖизнь в искусстве, неостановима!Сердец хрустальные осколки. Разграбленные настежь судьбыИ правда впроголодь святая;И алчущие ярких глаз картины Винсента,И строк моих непреднамеренная схима —Сплав бережный,Сплав раскалённый добела!Ночь слышалась, ночь кончилась.Мир за окном светает…