Ветер исполнил глиссандоВ осиротевших на листьяСводах бунинских аллей.Повадилась в глаза врываться тьма кромешная, впустили —Радостный холод – сердца,Бой напольных часов остывал,Я навсегда отставалОт исчезающих вдаль журавлей,От падающих в бездну бремени израненных идиллий.Вечер утратил плаксивость,Огонь зачинался: в каминах,В снах, сгоревших дотла,В наполненных яростью бойницах, в больницах в кровь искомых.Взгляд, прикованный к стене.Осенью осенённый покой.Ночь
озареньем светла.Поэзия – напасть? – На след напасть, не выходя из комы…
4. Брезг счастья
Тимпанов и флейт голоса, нити пряжи,Фригийских полей отдыхающий вид.Слепой Нотр Дам в дальний вечер наряжен.Заброшенный век пустотою кровит.И мокрое эхо шагов, и немаяЦарит мизансцена: унынью воследКрадётся туман, сладострастью внимая,Срывается с пальцев бубновый валет.Пропитана взглядом страница Жюль Верна,Бокалы целуются… Нет, не о том…Возможно, как будто бы, как бы, наверно,Таверна и хохот, с дымящимся ртом, —Рассказ моряка-старика, выплеск грога:Поддался клинку проржавевший сундук…Фортиссимо Грига, фортуна, потрогалШершавую ночь оглашающий стук.Солёные письма на рейде Ньюкасла…Я – эркер пространства, подручный племён;Маяк, чтоб надежда в шторма не погасла;Брезг счастья, молчанием хора пленён!
Скоропись духа
«Умение передавать в произведении не «голую правду-матку», но ту высшую правду, которая называется вымыслом – сопутствует поэзии. «Правдиво рассказать можно лишь о том, что не просто «было». Вымысел совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление. Его нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее «бывание», а образ подлинного бытия. Поэтический вымысел есть мифотворение, без которого не может обойтись искусство и которое нельзя заменить дискурсивно-логическим познанием».
Владимир Вейдле
«Мне искусство никогда не казалось предметом или стороною формы, но скорей таинственной и скрытой частью содержания… той его частью, которая не сводится к темам, положениям, сюжетам… в художественном произведении всего важней не слова, не формы, но и не изображённое им, а то, что всем этим сказано и не могло бы быть сказано иначе, какое-то утверждение о жизни, какая-то мысль, которая перевешивает значение всего остального и оказывается сутью, душой и основой изображённого»
Борис Пастернак
1.
Я жаждуЧёрно-белого цвета на всём…Брезжит безвременье, нет ли?Как будто бы голоса в ладонях несём…Гулом наполнены ветви:Трамвайный дребезг, колокол и метроном,Вой злой дымохода долог,И, в хлещущем тоскою, жилище больномПадает тьма с книжных полок.Колеблются: память и туманы долин.Кажимость обрела очи:Забвеньем опьяняемый взгляд утолим,Ночи сопутствует очень.Отсутствуют: чёрный свет на белом снегу,Солнечная тень Калькутты;Изверчена стрелками, всегда на бегуЗабытая, бес попутал,Великая толика вымысла на всём!Слышатся песни звёзд, нет ли?Как будто бы на руках тишину несём…Лугом надбавлены ветви.
2.
Заблагорассудилось и обыденность стала миражом:Расстелилась гладь заката, гавань, всплески;Огонёк свечи – хмельным сраженьем, взрывом хохота сражён,И валялся под ногами окрик резкий;Навуходоносор – бой шагов, гул зиккуратов, конниц лязг —Грандиозный холод камней Вавилона.Умопомрачительная толщина эпох и толща ласк,И промчались тени копий, непреклонны.В бездыханной улице рассусоливают скорбь особняки,На вратах: безвозвратные домочадцы.Особняком выстоять! Давай, ночь, в урочище сна вовлеки,Мне бы только до кромки жизни домчаться!Опознавший осень, луч фонарика,
поглощённый тропой;Остроносая кирха прихожан кличет:Падает звон… Падшие листья… Падуя… Падая, пропой —О слиянии черт! Чёрт… Чёт… Нечет… Вычет.Моросящий дождь… Дож венецианский… Даждь нам пелену днесь,Дабы видеть: смертно, смутно, дамбы, дыбы;Чтобы правда вымощена обманом, чтобы город стал весь —Миражом, сквозь который мечтать смогли бы!
3.
Как Цезарь преданный, ещё не веря,Стоит мальчишка, жизнь моя, да что же это…Вой стёкол выбитых, как будто зверя.И голос, втоптанный в снега… Меня, поэта,Накормят холодом, в глаза не глядя.С заправской лихостью мне проживать охотаВ высоком рыцарстве, подвинься, дядя,Здесь латы клятые и клятвы Дон Кихота!Здесь жизнь обглодана, здесь тело рвалиРычащей сворою, но путь, но взгляд околен.И ночи родины о счастье вралиКолоколами колоссальных колоколен.Сноп фар постылая потьма рожала,Ржавела память, пошлостью лоснились рожи.Подставь, как к горлу остриё кинжала,Строку к глазам, путь станет снов дороже!Усекновенной полночью гордиться?На плахах Зимнего дворца искрились сольюНемые вскрики, канувшие лица.Часы изрубливали тишину соболью:Сонм звуков медленных – бездонный, медный.И снега солнечного скатерть расстилая,Очаровал поэта мир, намедни,Околдовала город оглашенность угловая…
Ключ Иппокрены
Однажды, где-то в разгаре ветреного осеннего дня, волнообразно шумящего, раскачивающегося кронами, приглядываясь к деревьям, травам, ощути в привольную хаотичность листопада, я вдруг почувствовал присущую всему – невероятную, естественную лёгкость или беззаботность, или полновесное доверие всего ко всему, царящее в природе, – сменяя друг друга, меняя облик до неузнаваемости, или даже как будто бы соперничая друг с другом, да ещё, подчас, обладая лишь мигом для существования – участники жизни природы – не имеют в себе самих никакой трагедии, зависти, подлости, как это бывает сплошь и рядом у людей, напротив, все жители мира природы – вольны и спокойны, уступчивы, знающие своё общее начало, своё единство и поддерживающие его.
Борьба за «место под солнцем»– очень усл овна, скорее даже, театрализована, важен не результат, а процесс: эхо шелохнувшегося листа, всплеск голосочка птицы, стремительное завихрение падающего с высоты снега, дождя, каждого листика, «разбивающегося насмерть» – всё это лишь красивая декорация, фон для совершенно умиротворённой, гармоничной картины мира природы… Ни вражды, ни смерти, ни одиночества – ничего нет из постоянного набора человеческой жизни!
Мне захотелось попробовать в строке этот «свободный, осмысленный хаос», хаос ради созвучия, жертвующий сиюминутным содержанием и даже смыслом! У нас слишком много подчас «содержательности жизни» и слишком мало ощущения или знания жизни и доверия к ней. Мандельштам неспроста у меня в эпиграфе, но как зачинатель торжества «беспамятной строки».
«Каково тебе там – в пустоте, в чистоте – сироте…»
Осип Мандельштам
1.
В прах растеряв обитателей, облик, на облако глядючи,Тяжко вдыхаемый лёгкими, мой переулок, старея,Мерно светал под шагами, и скрипка Шагала витала…Сны захоронены в дни – как в курганах уложены вятичи.Скоро уже… Уже стали минуты… Скорее, скорее!Ревель. Свирель. И свирепость вандала Виндава видала…Ладно, пусть так, пусть прохладные статуи сквера и скверноеЗавтра – затравленно ждёт нас и дышит на ладан, и клянчаМилостыню у глазеющих в строки, ох, строги, наверное,Выступят прутья из темени, будто бы рёбра из клячи.Славно скудеют шумы, словно губы поэта, поэтомуДвор, оркестрованный хором созвездий и гоном звериным,Сладостно спит… Мне, горнистами горными, горнами спетому,Слякотно грезится грязь и взрыхлённая рыхлость перины.Жизнь – секундантам, а мне на дуэльной дистанции – вымыслы:Счастье. Оживших поэтов стихи – льются, время снедая [1] !Блеск антрацитовый – руки из жерла истории вынесли.…Нет ничего. Только пламенный сон. Только юность седая…