Сергей Фудель
Шрифт:
Заявление С. И. Фуделя помощнику прокурора РСФСР по надзору за органами ОГПУ Р. П. Катаняну. 4 июня 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 176
Заявление А. И. и С. А. Толстых прокурору РСФСР А. Я. Вышинскому. 11 июня 1933 г. ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 175
В Вологде С. И. Фудель снимал маленькую холодную комнатку, где зимой в углу всегда намерзал снег. Здесь были им написаны строки стихотворного послания С. Н. Дурылину:
Мне тяжело. Со мной отныне Ты — одиночества горчайший хлеб! Когда и комната — пустыня, И каждый час жесток и слеп [196] .Зимой 1936 года с ним жил сын Коля, учился в четвертом классе, и школьные учителя очень скоро объяснили ему, что он совсем не такой как все, а «вражина», сын «врага народа». «Может, и папу я начал по — особому любить именно с этой вологодской бесконечной зимы» [197] .
196
1, 8 Фудель С. И. Послание второе и последнее. 21 мая 1934 г. РГАЛИ. Ф. 2980. On. 1. Ед. хр. 1265. Л. 3 об.
197
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце. С. 50.
198
Там же. С. 49.
В 1936 году, когда окончилась вторая ссылка [199] , С. И. Фудель уже не мог найти себе работу в Москве: получить паспорт с пропиской в родном городе было теперь невозможно для репрессированного «контрреволюционера». Весной 1937–го он устроился наконец неподалеку от станции Хотьково бухгалтером в кустарной артели, производившей резные деревянные изделия. Некоторое время жил в Хотькове на даче у приобретенных в Вологде друзей — его приютили дочь К. Н. Полуэктовой Татьяна и ее муж A. C. Некрасов. Здесь же Сергей Иосифович познакомился с кругом духовных чад архимандрита Серафима (Битюгова), священника из «непоминающих», который с 1928 года жил «в затворе» на нелегальном положении, совершая по домам тайные богослужения для своей небольшой общины (бывали такие службы и на даче Некрасовых в Хотькове). Личное знакомство со старцем состоялось позднее, в 1939 году. Однако именно желанием быть ближе к этому сокровенному сообществу, находившемуся под духовным водительством хорошо знакомого по зырянской ссылке владыки Афанасия (Сахарова), было во многом обусловлено переселение семьи Фуделей в Сергиев Посад (тогдашний Загорск), где еще недавно жили и угасали «последние могикане» христианской культуры из мира друзей отца Иосифа.
199
С. И. Фудель был освобожден управлением НКВД по Северному краю «по отбытии меры соцзащиты» 2 января 1936 г. (ЦА ФСБ РФ. Д. Р-27938. Л. 180).
В марте 1938 года Сергей Фудель устроился в Загорске бухгалтером на местном заводе; на участке дочерей Льва Тихомирова удалось построить домик. В это строительство были вложены все средства, по копейке собранные друзьями и вырученные от продажи старинной мебели. Все дома, и квартиры, и комнаты, и углы до сих пор в его жизни были временными пристанищами между тюрьмами и ссылками. Несмотря на это, Фудель надеялся, что все же обретет семейный приют, построит родовое гнездо, которое оставит детям. «Домик вышел уютным, чистым, в нем стоял свежий запах сосны, краски и пирогов — предстояло отпраздновать новоселье» [200] . Но накануне намечавшегося семейного торжества, в ночь на Успенье 1938 года дом, вследствие случайной неосторожности с огнем, сгорел дотла. «То, что не смогли истребить лагеря, конвои и допросы, едва не погубило это немыслимое крушение уже вроде бы осуществленного домашнего очага. Я помню зарево до самых звезд, обугленные кроны лип и безумное обожженное лицо отца. В одной рубахе, оборванный и страшный, он воздел руки в багровое небо и крикнул: “Бери, бери все!”» [201]
200
Фудель Н. С. Из воспоминаний об отце. С. 44.
201
Там же.
Все же через год, в канун войны, он построил другой дом на окраине Загорска — в районе Козьей Горки, возле железной дороги на Александров и неподалеку от Черниговского скита. За домом начинались леса, которые шли на север. Через этот дом проходила русская катакомбная Церковь — затравленные, обложенные кругом священники, их жены и дети. В этом доме, который так и не успели утеплить, временами жили выдающиеся, многими любимые священники — духовник семьи Фуделей архимандрит Серафим (Битюгов), отец Владимир Криволуцкий, отец Петр Шипков, отец Алексий Габрияник. Имена иных гостей были неведомы даже детям Фуделя, ибо действовало твердое правило у опальных людей — своих детей в опасные дела не втягивать, не называть фамилий, не рассказывать о судьбах тех, кто появлялся и пропадал в ночи. Люди, приходившие в дом на Козьей Горке, совершали тайные богослужения, и в этой «катакомбе» многие из них получали последнюю возможность подготовиться к лагерным страданиям и мученической смерти.
Отец Серафим, летом 1939 года освятивший этот дом, а впоследствии проживший в нем около года, звал к подвигу веры, учил твердой жизни в ней, и подле него Сергей Фудель чувствовал в себе силу и решимость. «Около тепла святой души тает лед сердца. Мне трудно в каком-то смысле быть рядом со старцем, и в то же время около него я снова точно в материнском лоне.<…>Бесконечность человеческой заботы о всяком, кто к нему подходит или кто нуждается в духовной помощи, в сочетании с уже не человеческой, но сверхъестественной силой иного, духовного зрения» [202] — так, много лет спустя, Фудель описывал открывшееся ему в предвоенное время в Загорске особое обаяние своего духовного отца. «Совершая богослужение в своих “катакомбах”», батюшка выполнял какую-то большую историческую миссию: «“он охранял чистоту православия”<… >он не выжидал, а творил, он трудился не для этой только узкой группы людей, которые могли видеться с ним в этих условиях, но для Церкви, для будущего» [203] , — писала другая его духовная дочь.
202
Фудель С. И. Устен Церкви // СС. I, 113.
203
2“ Василевская В. Я. Катакомбы XX века. М., 2001. С. 57.
Торжественно и спокойно стоя перед образом Божией Матери, архимандрит Серафим иногда совершал ночные службы в крошечной комнатке на Парковой улице шепотом, по памяти, вспоминала более чем через полвека дочь Фуделя Мария. «Окна были наглухо закрыты, огонек едва мерцал.<…>Пели выгнанные из монастырей инокини, а среди них наши родители и няня (инокиня Матрона). Иногда увлекались и начинали петь уже вполголоса. Очень красиво пели, а потом кто-то спохватывался и останавливал остальных. И опять шепот. Время от времени кто-нибудь подходил к выходной двери и прислушивался, затем, вернувшись, подавал знак, что все спокойно, и служба продолжалась» [204] . Молясь, отец Серафим порой крестил кого-то в пространстве перед собой, посылая свое благословение отсутствующему духовному чаду, а иногда вдруг замолкал надолго… «И мы молчим и ждем, зная, что его молитва именно сейчас не молчит, но кричит к Богу.<… >С ним нам могло быть, так сказать, неудобно молиться, так же “неудобно”, как не умеющим плавать идти за умеющим в глубокую воду» [205] , — писал об этих службах хозяин дома, где они совершались, — Сергей Фудель.
204
Желновакова М. С. Из писем // Василевская В. Я. Катакомбы XX века.
205
С. 309.
Загорский период остался в памяти детей Сергея Иосифовича как время неустроенности, холода, голода и постоянного ожидания ночного стука в дверь. Но для самого Фуделя здесь был не Загорск, переименованный в честь убитого революционера, а Посад преподобного Сергия. Лавра стояла как инвалид, но все же напоминала ему то время, когда в ее стенах обитали подвижники веры, великие люди Церкви. Для него и поруганный Сергиев Посад оставался священным. Да и эти годы поругания и гонения Мария Фудель вспоминала потом как «прекрасное время, чистое как снег» [206] , когда в тесноте той самой маленькой комнатки, обращенной в катакомбную церковь, совершалось «собрание и служение Богу истинных христиан, праведников, готовых к мученичеству.<…>Какая-то сила невидимая исходила ото всех этих бедных, запуганных, согнанных со своих мест, лишенных всего людей. Они были стеснены, но не согнулись, они были лишены всего, но не озлобились» [207] .
206
Желновакова М. С. Воспоминания о матери. М., 2001. С. 44.
207
Там же. С. 45.
С октября 1941 — го по январь 1942 года у Фуделей жил скрывавшийся от преследований друг и духовный сын архимандрита Серафима отец Владимир Криволуцкий с тремя сыновьями и больной женой [208] . Одновременно здесь же проживали — только дольше, начиная с 1939 года — духовные чада отца Серафима архитектор Владимир Закатов и его жена Мария. А ведь кроме Фуделей с детьми (третья дочь Варвара родилась 11 июля 1941 года) и их старенькой няни инокини Матроны в маленьком этом домике жили то монахини из разоренного монастыря, то еще какие-то старушки «из бывших» [209] … Как они там все умещались? Отец Владимир, вспоминал потом С. И. Фудель, весь день «был на людях, среди нас: мирил, спорил, радовался, ужасался. И только ложась спать, он брал в руки дивеевские четки и закрывался с головой одеялом. Очевидно, и он наконец уходил “во внутреннюю пустыню”» [210] . Однако скоро пришлось перебираться в новое временное пристанище — Фуделя вызвали в местное отделение НКВД и стали допытываться, не знает ли он, где проживает священник Криволуцкий. Конечно, Сергей Иосифович не признался, а поспешил через жену немедленно уведомить отца Владимира о розысках. В тот же день священник с семьей покинул их дом. Еще четыре года ему удалось укрываться от ожидавшего его третьего ареста [211] .
208
См.: ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 42, 72–73, 80 об., 97.
209
См.: Желновакова М. С. Воспоминания о матери. С. 50–56.
210
Фудель С. И. Устен Церкви // СС. I, 118.
211
Владимир Владимирович Криволуцкий (1888–1956) — выпускник юридического факультета Московского университета (1910), священник с 1923 г., служил в московских храмах; не признал «Декларацию» митрополита Сергия; был арестован в 1927 г., но вскоре освобожден; сослан в Пинежский район (1930–1933); по освобождении жил в Можайске, Егорьевске, Загорске, совершая тайные богослужения на дому; после дома Фуделей жил на ст. Лосиноостровской — то на чердаке дачи О. Л. Корнеевой, то в мезонине дома другой духовной дочери, затем на даче Некрасовых в Хотькове и в других местах; арестован после пасхальной службы на дому в апреле 1946 г. по одному с С. И. Фуделем делу «антисоветского церковного подполья» и приговорен к 10 годам заключения, которое отбывал в Красноярске, Москве и Казахстане; освобожден досрочно (1955) в связи с тяжелой болезнью (рак).
Отца Серафима чудом не нашли до самой его смерти, наступившей 19 февраля 1942 года в доме бывшей дивеевской монахини Сусанны (Ксении Гришановой), где он большей частью жил и служил литургию в последние годы [212] . Вечером накануне кончины С. И. Фудель простился со своим духовником и принял последнее его благословение. А на следующий вечер он в числе семи самых близких духовных чад старца участвовал в его отпевании и погребении, которое отец Петр Шипков [213] тайно совершил в подвале того же дома, под местом, где на крохотной кухоньке располагался престол катакомбного храма [214] .
212
Здесь же в 1935 г. был тайно крещен впоследствии широко известный священник Александр Мень.
213
Петр Алексеевич Шипков (t 1959) — священник, друг о. Серафима (Битюгова); рукоположен в 1921 г. патриархом Тихоном; арестован в 1925 г.; в 1928 г. ушел в катакомбную Церковь вместе с о. Серафимом; многократно подвергался арестам (провел в заключении и ссылке около 30 лет); с 1934 г. жил в Загорске, работал на кустарной фабрике бухгалтером и продолжал духовническую деятельность; в 1943 г. вновь арестован; после освобождения служил настоятелем собора в Боровске (Калужская обл.).
214
2,7См.: ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49254. Т. 6. Л. 104–106.