Серия «Рассекреченные жизни»
Шрифт:
Салех Мохсин рассказал, что в разные периоды он дважды был министром, а теперь вот не у дел, на пенсии.
— Сколько же тебе лет? — спросил я.
— А кто его знает! Никакой регистрации тогда не было. Если судить по рассказам матери и сопоставлять ее рассказы с событиями в стране, то выходит, что я родился где-то в 1925 году.
Мы выпили кофе, обменялись скромными сувенирами и расстались, увы, уже навсегда. Вот такая была грустная и приятная встреча. А сколько подобных встреч не состоялось! Получается так, что вся наша жизнь — это бесконечные встречи и расставания, нередко навсегда. Но какую-то частицу самого себя мы все-таки дарим друг другу.
Главный визит
Передо мной книга с хрупкими пожелтевшими страницами. Выпущена она сорок лет назад издательством «Возрождение» на английском языке. Название книги — «Президент Насер в Советском Союзе».
Содержание ее и особенно фотографии живо воскрешают в памяти этот знаменательный визит Насера в нашу страну.
Долго не решался ехать к нам Насер, хотя в наших отношениях уже была пройдена большая дистанция: мы оказали решительную поддержку Египту в его противостоянии тройственной агрессии в 1956 году, начали поставки оружия, прибыли советские военные специалисты, достигнута принципиальная договоренность о строительстве с нашей помощью Асуанской плотины (соглашение о первой очереди ее строительства было подписано в декабре 1958 г.). И все же Насер колебался, ехать ли ему в Советский Союз, так как опасался, что этот визит будет истолкован мировым общественным мнением как решительный отход Египта от Запада и как демонстрация начала союзнических отношений с СССР. Но и отказаться от визита он уже не мог.
Накануне поездки Насер провел бессонную ночь в совещаниях по поводу предстоящих советско-египетских переговоров. Еще одну он не сомкнул глаз в полете, так что по прибытии в Москву выглядел страшно утомленным и первые два дня, можно сказать, засыпал на ходу, а его все возили, водили, показывали достопримечательности Москвы. Наши попытки (тех, кто был рядом с ним и видел его состоя-
70
ние) ослабить узы гостеприимства протокольщики воспринимали как проявление дикого невежества: как же можно вносить изменения в программу, если ее одобрили «лично» Хрущев и Ворошилов?
Прием Насеру был оказан великолепный. Тут и власти постарались, да и жители Москвы проявили неподдельный интерес к визиту. Но началось все, естественно, с прибытия Насера во Внуково-2.
Мне поручили перевод приветственных речей. Речь Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилова я сам предварительно перевел на арабский язык и довольно бодро ее зачитал. Насер обычно говорил очень просто, без изысков, с повторами сказанного, и я не особенно беспокоился за перевод, но как раз здесь, как оказалось, была заложена мина большой мощности. Насер начал читать какой-то сложный казуистический текст, подготовленный МИД Египта так, чтобы речь не выглядела ни просоветской, ни антизападной, и некоторых фраз я просто не понимал. Перевод получился, мягко говоря, не очень точный. В нем больше всего было восклицаний за здравие. Кстати сказать, в упомянутой книге эта речь Насера подверглась заметному редактированию. Она сильно сокращена и упрощена, но в ней, как это и было на самом деле, не упоминаются ни друзья Египта, ни его противники.
В начале книги есть несколько фотографий, на которых изображены Насер, Хрущев, Ворошилов и я. В тот самый момент, когда я рассматривал эти фотографии в своем кабинете, вошла девушка-стенографистка и заинтересовалась книгой с пожелтевшими страницами. Я спросил ее, знает ли она, кто изображен на этих фотографиях. Внимательно посмотрев на снимки, она сказала: «Этих четырех деятелей я не знаю. Это, наверное, было очень давно!» Да… действительно, «это было недавно, это было давно».
Суета встречи, толпы людей, представление министров— все это несколько отвлекло меня от конфуза с переводом, и мы двинулись в открытой машине по только что отстроенному Ленинскому проспекту. Слева стоял Ворошилов и приветствовал поднятой рукой москвичей, справа в такой же позе Хрущев, посредине монументальный Насер, чуть ли не на целую голову выше наших вождей, а сзади стоял я, чувствуя
71
себя крайне неловко потому, что мне не за что было держаться. В конце концов я вцепился в Насера, делая вид, будто сам его поддерживаю. Хрущев и Ворошилов по очереди рассказывали Насеру в одних и тех же выражениях о новом Ленинском проспекте, а масса вышедших приветствовать Насера людей напирала со всех сторон, и мотоциклистам торжественного кортежа, двигавшимся впереди главной машины, приходилось очень туго. Так триумфально мы въехали в ворота Кремля. Было это 29 апреля 1958 года.
Первый тяжелый день пребывания делегации Насера закончился ужином, который давал Ворошилов. На следующий день — переговоры делегаций и обед, который был дан от имени Хрущева. Обед этот запомнился неестественно длинной застольной речью Хрущева (даже в сильно сокращенном виде она в упомянутой книге заняла более девяти страниц). В это речи было все: и борьба за мир, и Бандунгская конференция, и борьба против испытаний атомного оружия, и новая западная водородная бомба, и тройственная агрессия, и кристально чистая внешняя политика СССР, и мирное сосуществование, и советско-арабские дружественные отношения, и помощь слаборазвитым странам, и многое другое… В конце концов и сам Никита Сергеевич понял, что хватил лишку, а может быть, и есть уже захотел, но, так или иначе, он сказал: «Моя речь, кажется, была несколько длинноватой, но я стремился кое-что объяснить для . лучшего взаимопонимания».
Во время этой речи произошел небольшой казус: сидевший слева от Насера Ворошилов наклонился ко мне и спросил:
— Никита читает по бумажке или у него экспромт? Отвечаю:
— Он сначала читал, а теперь уже говорит без бумажки.
Тут нужно сделать пояснение. Когда Хрущев говорил о политике США, он обязательно выходил на тему о коварстве госсекретаря Джона Фостера Даллеса, которого он считал виновником всех бед на свете, и начинал метать в него ядовитые стрелы. Когда Ворошилов услышал, что Хрущев говорит без бумажки и уже дошел до Даллеса, он сказал озабоченно:
— Это плохо… Когда я начну засыпать, ты толкай меня, не давай заснуть.
72
Вот такое поручение дал мне любимый герой моего детства и ранней юности — боевой нарком и красный маршал Ворошилов, а сам сразу же заснул. Я спросил у представителя охраны, стоявшего неподалеку: «Что же делать?», и тот с видимым беспокойством ответил: «Скорее толкай его, пока он не захрапел!»
Были и другие моменты, в том числе связанные с употреблением спиртных напитков. Тот же Ворошилов, пробудясь от короткого сна, начал активно предлагать тосты, пытался чокаться с членами делегации, арабы же сидели как в воду опущенные и искоса поглядывали на Насера, не зная, как реагировать. Дело кончилось тем, что Хрущев после нескольких безуспешных попыток призвать Ворошилова к спокойствию выхватил рюмку с водкой из его руки и выпил ее сам за здоровье дорогих гостей. Ворошилов обиженно заворчал в ответ. В результате этих застолий мои представления о порядках в кремлевских хоромах значительно расширились.
В дальнейшем тема Даллеса возникла еще раз. В тот же вечер, 30 апреля, Насер в сопровождении Хрущева и Ворошилова смотрел в Большом театре «Лебединое озеро». Это был первый балет в жизни Насера и большинства его спутников. По ходу действия Никита Сергеевич давал свою политическую трактовку происходящим на сцене событиям. Когда на сцене появился злой гений Ротбард в черном костюме с перьями, Хрущев оживился и сказал Насеру:
— Это — Даллес! Ну ничего, товарищ Насер, ничего! В конце действия мы таки обломаем ему крылья!