Серый кардинал
Шрифт:
— Я говорю «у нас», потому что не знаю, насколько я тебя втянул... Не знаю, во что даже втянул. Сам до конца не разобрался. Но я бы начал с утра двадцать второго. Я тебе все должен рассказать. Состоялась у меня днем беседа с одним мудаком, чекистом, переквалифицировавшимся из борца с диссидентами в искоренителя террористов, с неким полковником Широковым...
— Крупный такой, широкоплечий, похожий на киногероев тридцатых годов — строителей социализма, былинных богатырей. На этаких образчиков торжества русского духа.
— Точно, — с удивлением сказал Клюев. — Типичный расейский богатырь Иван Говнов. А ты-то его откуда знаешь?
— Да уж оттуда, — ухмыльнулся Бирюков. — Десять лет назад он меня к себе приглашал. Наверное, уместнее было бы сказать «вызывал». Потому как состоялось в тот день мероприятие под названием «допрос-беседа». Позвонили мне утречком домой, назвали место, куда я должен явиться. Явился я — такая не особенно приметная дверь с тыла жилого дома, не поймешь, то ли ЖЭК, то ли еще какая контора.
Но дверь — я сейчас вот вспоминаю — с нормальным закрытым положением, с аккуратным звоночком. Вот за той дверью меня и ждал майор Широков.
— Десять лет назад, говоришь? — переспросил Клюев. — Ясно, «разгул андроповщины». Могу спорить, что тебе шили семидесятую статью, Николаич.
— Ее, родную. На что я больше годен, — грустно улыбнулся Бирюков. — Широков мне так сказал: «Вы, Валерий Николаевич, семидесятую статью УК РСФСР себе обеспечили.» Я, честно говоря, затосковал слегка. Если
— Чего же ты хочешь, Николаич, такое было единение в народе. В массах, выражаясь языком аппаратчиков. Остается только удивляться тому, что при таком единении Юнион нерушимый распался-расползся, словно куча оттаявшего дерьма. А то, что у нас общий знакомый в «конторе» отыскался — это не чудо, не совпадение, а закон. Все и вся органами было прошито-охвачено. Ладно, давай-ка прервемся на секунду для дозаправки.
Он плеснул в тонкостенные высокие стаканы, они с Бирюковым чокнулись, выпили.
— Почему не интересуешься, Николаич, по какому поводу меня Широков вызывал?
— Ну, насколько я понимаю, «контора» осталась практически такой же, как и была. Ты к «конторе» имел самое прямое отношение. Широков о чем-то спрашивал тебя, как специалиста.
— Хм... Прав ты, конечно, формально, Николаич, но не совсем прав по контексту, как выражаются особо интеллектуальные особи. Я же тебе говорил, что с такими, как Широков, всегда имел мало общего. Я был специалистом по Средней Азии и Кавказу. Стычки на национальной почве, на той же почве диверсии, захваты заложников, угоны самолетов, бунты в тюрьмах. Тюрьма в Челябинске, а взбунтовавшийся контингент — чеченцы. Я в момент там. Так что на шкуре засечек у меня превеликое множество. А Широков спрашивал меня о том, не знаю ли я случаем, кто убил Петракова...
— Главу торгового дома?
— Вот-вот. Понимаешь, какая петрушка получается: убили Петракова восемнадцатого апреля, аккурат с того места, где мы были за два дня до того. Убили весьма хитрым способом: из боевого арбалета. Специалист поработал...
— Женя, — перебил его Бирюков, — ты извини, но коль уж разговор у нас пошел вполне конфиденциальный, я тебе один вопрос задать хочу: группу, с которой мы тренировались, ты всю знаешь? То есть, достаточно полными сведениями о каждом располагаешь?
Клюев внимательно взглянул на него.
— Николаич, а ведь ты сейчас нетривиальный вопрос задал, честное слово. Нетривиальный потому, что задан в связи с последними событиями. Есть в тебе задатки... ну, детектива, скажем так. Отвечаю подробно. Близко я знаком только с Костей Ненашевым, который нас на «Мерседесе» несколько раз возил.
— Да, Костю-то я запомнил, — кивнул Бирюков.
— Вот. Я выразился «близко знаком», но это не совсем точно отражает существо наших взаимоотношений. Мы с ним служили в одной части. Это несколько сильнее понятия близкого знакомства...
— ... Боевое братство, подсказал Бирюков.
Клюев поморщился.
— Знаешь, не очень нравится мне это выражение. Раньше, возможно, в него вкладывался другой смысл. Когда — раньше? Ну, когда войны были справедливыми, когда снег горел, а соломой тушили. Позавчера один боевой брат задницу другого в бою прикрыл, а завтра глотку ему перережет, не поделив по пьянке бабу или еще какой специфический товар. Всякое бывает... Так вот, Костю Ненашева я хорошо знаю, знаю, на что он способен, знаю, что ему можно доверять. Костя меня здесь и отыскал. «Вычислил». Остальные ребята — его знакомые. Трое из военной разведки, двое — десантники. Дел общих у нас никаких не было, каждый сам по себе. Одинокий волк — если употреблять избитое книжное определение, один на льдине — если «ботать по фене». Развивая твою версию, Николаич, мы должны будем связаться с Костей Ненашевым... Я тебе за сегодня — да и за вчера, «сегодня» всего полчаса прошло — надоел, спать не даю. Давай-ка, подчинимся сакраментальному лозунгу: «Утро вечера мудренее».
Клюев лежал на небольшом, но вполне удобном диванчике, где ему постелил хозяин, и никак не мог заснуть, сколько ни приказывал себе.
Итак, прикинем, расклад. Кавказцы «наезжают» на Влада, они вооружены достаточно примитивными «пушками» со спиленными номерами — типично бандитские атрибуты. Зато их прикрывает подразделение каких-то типов в форме, вооруженных, насколько я в окно успел разглядеть АКСами. Допустим, что они — настоящие, не маскарадные. О чем это говорит? Пусть только о совпадении. Может, проезжали мимо, да выстрелы услышали, пальба-то была. Теперь о шустрых ребятах, поджидавших меня у подъезда — бесшумные пистолеты далеко не всякий бандит использует. Хотя, если, конечно, вспомнить, что сейчас свободных, бесхозных «стволов» великое множество гуляет, не исключено, что в засаде меня поджидали тоже «любители». Последнее предположение согласуется с тем, что профессионалы из «конторы» давно вычислили бы мое «логово», мою «нелегальную хату». А если взять версию Николаича. Хм... Хороший он вопрос задал, гуд квэсчен, как выражаются политики, услышав заранее подготовленный вопрос, на который уже готов и ответ. Кто-то из группы этого Петракова «завалил», не помню уже, чья идея была до того «нувориш-тауна» прогуляться — для рекогносцировки. Потом меня убирают, а «конторе» каким-нибудь образом подбрасывают версию, что Петракова убил специалист по таким делам Клюев. Нет, слишком уж это не стыкуется со всем остальным. Какие еще версии могут быть? Надо что-то придумать и побыстрее. Партизанской войне в условиях большого города, я, конечно, обучен, такую герилью мы проходили, но я обычно с другой стороны в подобные игры играл, в другой команде был, среди догоняющих, а теперь убегать приходится. Зато мне нетрудно поставить себя на место этих самых догоняющих. «Как вам удалось так быстро отыскать сбежавшего тигра? — А я просто представил себе, что я тигр, и сразу понял, куда он мог пойти». Н-да, пока все несколько иначе — они очень верно рассчитали, куда я пойду. И устроили там засаду. Может, все-таки заснуть, утро вечера мудренее. Вот-вот, недаром всех приговоренных к смерти на рассвете казнят. Нет, тут все дело во Владе, от него, как от печки плясать надо. Влада я довольно хорошо знаю. Нельзя, конечно, сказать, что был другом детства. Влад на три года старше меня. И порядка на два пооборотистее. Уже учась в десятом классе, Влад вовсю торговал. Хорошо торговал, классно. Джинсы — настоящие «Рэнглеры», «Ливайсы», не какая-нибудь лабуда вроде «Милтонов», «Ависов» или итальянской, а тем паче мальтийской «перепечатки». По тем временам — в первой половине, семидесятых — достать такую «фирму» было делом суперпрестижным. А пластинки какие Влад продавал — «Пинк Флойд», «Сузи Кватро», «Уриа Хипп», «Дип Пепл». Все из первых рук, все мэйд ин заграница. Не ввозило тогда государство подобных товаров, разве что в очень ограниченных объемах, для ограниченного контингента. Но у Влада все было. Ладно, если бы у него папаша-мамаша по заграницам мотались да были «упакованы» бесполосными сертификатами ВПТ по самые некуда. Почти что обычные папа и мама у Влада, простые советские торгаши. Разумеется, с родителями Клюева не сравнить, но все же — обычные. Не секретари обкома, не собкоры «Правды», не министры, не председатели областного общества дружбы народов. Не они Влада шмотками, пластинками, «Плейбоями» и «Пентхаузами» (сплошнейшее разложение юношества, криминал!) снабжали. Влад сам «крутился». И вот, закончив десять классов, продав «каналы», по которым к нему поступали тряпки, магнитофоны, журналы и прочий дефицит, Влад двинул в столицу, в белокаменную. Ему бы здесь в местный торговый поступить, диплом-то ввиду специфической его твердости, даже в задницу не засунешь, хотя на месте любого лопоухого советского охламона это только и оставалось делать. Но Влад не был обыкновенным, потому и поступки его обыкновенным, среднестатистическим членам тоталитарного общества казались нелогичными, странными. Ну ладно, укатил за тридевять земель, так поступай там в Плехановский народнохозяйственный, где Руслан Имранович, как известно, кафедрой заведовал-распоряжался. Там не раздолбан, не будущие нищие инженеры учились, а ребятки «крученные», готовые подвиг Имраныча повторить и член-корами стать или командовать Елисеевским магазином. Нет, Влад поступил в МГИМО. Вон как высоко метил! Это все юмор для идиотов, что там какой-то процент мест для представителей широких масс оставляют — хотя ограниченный процент. Нет, международные отношения — то не хухры-мухры, этим белая кость должна заниматься. А как уж Влад туда попал — наверняка известно очень немногим. А учился он, насколько я знал, на журналиста. Естественно, Влад готовил себя к карьере журналиста-международника. Нельзя же, в конце концов, брать на веру ублюдочный фильм «Журналист», где выпускник МГИМО едет в командировку в город Засранск Вонюченской области, чтобы там «бытовуху» какую-то разбирать, в дерьме копаться Да, наверняка стал бы Влад репортером из разных Эквадоров-Алжнров-Сингапуров, а то покруче устроился бы: «Наш собственный корреспондент Владислав Рогунов передает из Канады (Великобритании, Бельгии-Нидерландов-Люксембурга)» — и крупным планом появляется физиономия Влада на телеэкране, Симпатичная представительная физиономия, не какое-нибудь «братское чувырло», не крючковато-кудрявое нечто, заставляющее сразу вспомнить о существований пятой графы в разного рода анкетах. То-то анекдот о Зорине и Киссинджере тогда ходил: Киссинджер, дескать, у Зорина спрашивает: «Ты по национальности кто?» — «Русский.» «Ага, а я — американский». Что там говорить, всем Влад вышел — и внешностью, и умом: при всей своей занятости шмотками-пластинками смог-таки школу с серебряной медалью закончить, да и английский знал в объеме, намного большем, чем для школы требовалось. А если не репортажи передавать из европейских или заокеанских столиц, то иными значительными делами мог бы Влад заниматься, как сокурсник его, простой (с виду, разумеется, только простой) парнишка, выходец из соседней Калмыкии Кирсан Илюмжинов, насколько мне известно, очень большой контактностью славился: с членами Политбюро шашлычок кушал запросто, а к этим самым членам его, Кирсанчика, профессора по несколько месяцев на прием пробиться не могли. С этим надо было родиться — со способностями к контактам. Меня самого психологи учили, хорошо учили, да только одно дело — теорию знать, чтобы, не тратя времени попусту, переходить к игре на струнах человеческой натуры, а другое — все это делать по наитию, интуитивно. Стихи хорошие, говорят, нельзя научить писать. Я стихов мало читал, за исключением классической дальневосточной поэзии, но понимаю, что талант вообще нужен для занятий любыми видами деятельности. Этот мальчишка-калмык миллиардами ворочал, топочный мазут за кордон продавал, с сильными мира того, цивилизованного, запросто договаривался, да и с сильными мира сего, с мафией нашей на короткой ноге был. И Влад наверняка мог тех же высот достичь, до такого масштаба вырасти. Но... Тут уж, как говорится, планида. Не получилось у Влада МГИМО закончить, с четвертого курса турнули. Разное приходилось слышать о причине отчисления. То ли он на дочери какого-то «шишкаря» из ЦК очень уж захотел жениться — нет спать-трахаться — это всегда пожалуйста, не все же им, дочерям «шишкарей» особями мужского пола из своего круга перебиваться, — но женитьба совсем особая статья. Наследницы генсеков имели, конечно, постельное общение с разными валютчиками-циркачами, как дочь Ильича Второго. Но в мужья-то она его не взяла. А Влад будто бы настаивал на законном браке, до скандала настаивал. Чушь наверняка. Не тот человек Влад, чтобы на рожон переть, он всегда в обход норовил. А вот вторая версия о причине отчисления кажется более правдоподобной — Влад «погорел» на валютных махинациях. Не то чтобы он полностью сам виноват оказался, «подставили», мол. Подельники Влада вроде бы и сроки получили, а он свидетелем проходил. На Влада это похоже — быть свидетелем в деле, за которое другой «вышак» схлопотал бы. Я тогда в военном училище был, на втором курсе, у меня мозги в ином направлении крутились, с Николаичем тогда впервые встретился. Вот, а Влад Рогунов тогда без труда, без барабанов в родные края вернулся, в места зарождения казачьей вольницы. Тогда как раз Афган грянул, в конце семьдесят девятого. Запросто могли простого советского парнишку, отчисленного из вуза за «аморалку», загрести в несокрушимую и легендарную, в боях познавшую радость побед, а там и в составе ограниченного контингента заслать в жаркие края. Но Влад опять-таки не был бы Владом, если бы его такая участь постигла. Он восстановился на третий курс журфака в нашем университете, тихо и скромно его закончил, а потом вообще крутой вираж завернул — в лидеры союза молодежи попал. Коммунистического союза, естественно. Вот на этот поворот в карьере Влада следовало бы обратить внимание: из комсомола-то его наверняка турнули, когда отчисляли из вуза, а тут он вдруг к уму-чести-совести причастился, в партию вступил. Не иначе как с «конторой глубокого бурения» связался молодой, обаятельный и неглупый Влад Рогунов. А тогда Влад точно угадал грядущие перемены: из этих самых центров научно-технического творчества молодежи такие «бабки» качались, что «теневикам» и не снилось. Оказавшийся: как всегда, «на струе», Влад уже тогда имел пару иномарок, три квартиры, насколько мне известно, за кордон чуть ли не каждую неделю катался. А потом уже магазин и бар завел. В магазине и баре — всe настоящее, все «хай кволити», все без дураков, от «Честерфилда» до «Джонни Уокера», он вместо бразильского и колумбийского кофе «мокко» из Эфиопии вечно голодающей, клиентам вместе с шелухой не подсовывал. Клиенты разные у Влада: и путаны, и «крутые» и даже блатные «авторитеты». Лишь бы валюта имелась. К слову сказать, в баре, например, те же «авторитеты» довольно прилично себя вели — с учетом местных нравов и понятий о приличии, конечно. И Бобу Влад «отстегивал» просто потому, что так принято. Кто-то все равно «доил» бы его: или охранное бюро под названием «Гриф-стервятник», или «контора» какая-нибудь, вне зависимости от министерства подчинения. Не ФБР же ему, в самом деле, из-за океана выписывать и тут создавать прецедент экстерриториальности для бара и магазина. Все СП, в конце концов, так или иначе кормят отечественных урок — вне зависимости от «масти» последних или вида государственного подчинения.
Да, все у Влада шло нормальненько, со всеми ладил, как вдруг... Со всеми, конечно, это «вдруг» случается, время нынче веселое, директоров самых известных банков, государственных людей «киллеры» убивают.
Мне-то что делать теперь? Когда противники с разных сторон нападают, надо занимать такую позицию, чтобы они друг дружке мешали. Тогда и будешь вести бой с двумя из них, максимум с тремя, одновременно. Дело за малым — знать, откуда и кто нападает.
5