Серый кардинал
Шрифт:
— Министру обороны это будет интересно только в том случае, если этот хмырь и его начальство — не его ставленники. В противном случае он всю разведку на уши поставит, чтобы наказать обидчиков этого генерал-лейтенанта. Одно дело, когда журналисты вякают, например, о том, будто в Западной группе войск воруют — журналистов военные достаточно четко посылает на три буквы, потому как у журналистов нет достаточно веских доказательств. И другое дело, когда генерала, да еще в такой должности похищают террористы и неизвестно что над ним проделывают, добиваясь признаний. — Беклемишев сорвал крышку с банки, сделал богатырский глоток и продолжал. — Милиция будет рада раскрутить это дело на всю катушку, как и прокуратура, но... Весь фокус будет заключаться в том, насколько эффективно они смогут распорядиться вашим материалом. Предыдущие примеры, честно говоря, не вдохновляют. Вон сколько они вожжаются с Якубовским, с «генералом Димой», а тот тем временем жирует в Канаде в компании Левы Лещенко и кладет с прибором на всех оставшихся здесь. Я думаю, вот что сделать надо: передать компромат в прокуратуру и МВД после того, как об этом будет знать Рудецкой. Он сейчас, конечно, никто и звать его Шурик-дурик, но шуму и треску в силу особого к нему внимания средств массовой информации Рудецкой в состоянии произвести много. Терять ему нечего, он сейчас с Хасбулиновым удалым задружил с тоски, а тот рассейским парламентом вертит, как хочет. Суммируя все то, о чем я только что трепался, могу сказать, что резонанс значительный может получиться. Валютные махинации — это статья нехорошая еще при коммунистах была и сейчас за баловство подобного рода по головке не погладят, потому как завидовать еще больше стали. Очевидно переживают, если кто более других хапнул, зорко друг за дружкой следят. Генерала этого обгаженного, конечно, в жертву принесут, но пинать и его особенно больно не станут, потому как времена сейчас демократические, головы за воровство не рубят.
Вернулся Ненашев, который приволок четыре бутылки «Смирновской». Хозяин дома выбор не особенно одобрил, но и попрекать тоже не стал. «Смирновская» пошла в ансамбле с консервированными сосисками, зеленым горошком — тоже, естественно, консервированным — и зеленым луком.
После второго стакана Беклемишев снял откуда-то со шкафа — при его росте это выглядело так, будто средний человек берет что-то с книжной полки — радиотелефон и стал разыскивать какого-то Волкова, попеременно набирая номера. С четвертой или пятой попытки ему удалось достичь намеченной цели.
— Я же тебе говорил, что у нас длинные руки, — пояснил он собеседнику, очевидно, пребывавшему в состоянии восторженного удивления — натурального или искусственного. — Ладно, кончай комедь ломать, щелкопер. У тебя есть шанс выжрать на дармовщину и еще кое-что поиметь. Учти, стоит тебе появиться у меня позже, чем через полчаса, и ты пролетишь.
Незнакомый Волков, которого Беклемишев честил щелкопером, оказался тележурналистом. Богатая кожаная куртка рыжего цвета с множеством застежек, карманчиков и клапанов, белоснежная сорочка с галстуком, ухоженная рыжеватая борода — волосок к волоску, не в пример беклемишевскому мху на камне — терпкий запах дорогого одеколона и дорогих сигарет.
Волков очень подробно расспрашивал о существе дела, потом очень осторожно начал обосновывать свой будущий отказ дать делу продолжение собственными силами.
— Юра, еть твою мать! — перебил его Беклемишев и трахнул огромной волосистой пятерней по столу, отчего у собравшихся сразу возникло впечатление, будто на верхнем этаже грохнулся на пол рояль, до того подвешенный к потолку. — Я же тебя, бля, сучару, не прошу самого в этом предприятии участвовать. Вы там, в вашем Останкино — все позажирались. Не надо лишний раз убеждать меня в этом. Лично для меня нет никакой разницы между Минаковой и шакалом Карнауловым — для них, как и для тебя, основной задачей является оторвать кусок пожирнее, не гнушаясь никакими средствами. Но если ты к завтрему не предоставляешь моим друзьям парня, у которого остались совесть, азарт и нормальная потенция, я тебе кости переломаю.
Лицо Беклемишева побагровело — не столько от выпитой водки, сколько от ярости. Куда подевался трепач и рубаха-парень. Даже Бирюкову с Ненашевым сделалось не по себе.
Клюев же благодушно улыбался в усы, словно присутствовал при самой милой застольной беседе. Зато Волков, что называется, потерял лицо. Он жалко, угодливо улыбался, стараясь, впрочем, сделать вид, что смятение, им испытываемое — ненастоящее, театральное.
— Значит, договорились, — Беклемишев посмотрел на Волкова тяжелым взглядом. — Завтра утром — в крайнем случае до полудня — ты звонишь сюда и сообщаешь координаты малого, который займется этой проблемой.
Волков расплылся в улыбке — слишком широкой и радушной для того, чтобы быть естественной.
— Да в чем дело, Кирилл? — и укор, и обида, и всепрощение слышались в его голосе. — Были случаи, когда тебя подводили?
— Были, — вздохнул и тут же досадливо поморщился Беклемишев.
— Когда же это?
— Ладно, хватит трепаться, — он щедро плеснул в стакан Волкова.
Тележурналист пробыл недолго, потом, не забыв извиниться, убыл по каким-то неотложным делам.
Клюев, ухмыляясь, спросил хозяина дома:
— Кирюха, а ты не слишком круто с ним обошелся?
— Этот сукин сын — муж моей двоюродной сестры. Это ее дело — что она в нем нашла. Может быть, то, что зарабатывает он, козел, прилично. Сейчас туда реклама, видал, как хлынула — будто всю российскую канализацию разом прорвало. А Юра нос всегда четко по ветру держал, у него в августе девяносто первого сильнейший приступ радикулита случился, гораздо сильнее, чем у Мишки в Форосе. Некоторые дураки высунулись — вроде Стефанова, который с благородной дрожью в, голосе за гэкачепистов задницу драл, другие — вроде Элина — по бумажке читали, что им начальство приказало. Результаты всем известны. А Юра, значит, тогда срочно занемог, забюллетенил. После же, при демократии да при его связях он такими делами закрутил-завертел, что ему башку всерьез отвернуть пообещали. И не токмо пообещали, но уже и приступили к отвинчиванию, потому как Юра, пообещав исправиться, не исправился. Обхезался тогда Юра с ног до головы. Мне бы он на фиг не нужен, да сестру жалко, хотя она и дура порядочная. Вытащил я Юру из-под «наезда», разобрался по-свойски с «наезжавшими», уши нескольким пообломал. Не один я, конечно, действовал, ребятки мои помогли. Вот такие, значит, делапрошлые. А парня нужного он вам разыщет, информации у Юры — ни в один компьютер не влезет.
Потом Беклемишев вызвонил кого-то из российской прокуратуры, договорился о встрече.
К вечеру хозяин дома стал собираться:
— Наша служба и почетна, и трудна. Вы, разбойники, оставайтесь, чувствуйте себя, как дома, только девок сюда всяких нежелательно приводить. Спать будете, где придется — один на кровати, другой на тахте, третий либо на полу, либо на раскладушке — она на балконе стоит. Я под утро вернусь.
— Железный мужик, — покачал головой Бирюков, — когда Беклемишев покинул их.
— Еще бы, — подтвердил Клюев. — Он на гранатомет, глазом не сморгнув, пер. И очень сожалел потом, что ему осколками гранаты штаны в клочья посекло. «Кто же мне теперь убытки компенсирует?» — только и сказал. Про осколки в ногах даже и не упомянул — так, мелочь, недостойная внимания. А однажды такую дверь собою вышиб — никто никогда бы и не подумал, что ее чем-то, кроме взрыва, одолеть можно. Бедолагу террориста, что за этой дверью спасения искал, потом с полчаса в чувство приводили. Еще бы — летит на тебя этакая дубовая махина, обшитая железом. Он, террорист, никак не ожидал, что дверь на него прыгнет, а когда сообразил, что же такое происходит, на спуск нажал, но очередь из «Калашникова» в потолок ушла, потому как дверь его не только по рукам, то и по всему организму крепко ударила.
Беклемишев оказался прав: информацией его родственник Юра обладал обширнейшей, В девять утра Юра позвонил и сообщил, что через час у метро «Измайловский парк» гостей будут ждать ребята из «Комсомольской правды».
— А вы уверены, что это как раз то, что нам нужно? — с сомнением в голосе спросил Клюев, которому Беклемишев передал трубку.
— А что же вам нужно? «Масонские новости»? «Правда»? «День»? «Куранты»? Нет уж, поверьте мне, эти ребята бульварщины не допускают. Добросовестный сбор материала, никакой бульварщины, никакой «клубнички».