Серый кардинал
Шрифт:
— Ни фига у него не выйдет! Возвращаемся домой, ребятки.
Минут через двадцать «ребятки» уже были на квартире Беклемишева. Жарков и Мелентьева — имена весьма знакомые даже для жителей российской глубинки, а уж для москвичей, даже не участвующих в разного рода «тусовках» и презентациях» и прочих мероприятиях, предусматривающих кроме «халявного» потребления напитков и закусок еще и обмен самыми свежими новостями и сплетнями, эти имев были знакомы более чем, по выражению Беклемишева.
Когда Жарков стал показывать свое журналистское удостоверение, Беклемишев совсем по-свойски хлопнул его по плечу:
— Брось. Андрюха. Если
— Да уж, — покачала головой Мелентьева, — сроду мы с такой скоростью не ездили.
Сразу перешли к делу. И Жарков оказался настолько осведомленным по части нелегальных поставок оружия на Кавказ, что Клюев даже приувял. Стоило ли прилагать столько усилий, чтобы в лучшем случае дать материала на пару газетных абзацев, а в худшем — только подтвердить информацию, полученную, как принято выражаться, из других источников.
— Да нет, зря вы сомневаетесь, — сказал Жарков, посмотрев кассету и ознакомившись с письменными показаниями Павленко. — Ваши сведения как раз тем и ценны, что они представляют документальный материал. Это все обязательно пойдет в номер — в послезавтрашний. Фамилия Павленко вместе с фамилиями его покровителей будет названа.
Журналисты попрощались. Лева — так звали водителя «Форда-мустанга» — подбросил их опять к Измайловскому парку. Оказывается, они добирались туда на редакционных «Жигулях».
— Что же, первый тайм за вами, — прогудел Беклемишев. — Не подвел Юра, сукин сын. Теперича, значит, секонд тайм. Ты, Женя, собираешься эту кассету в прокуратуру отдать и...
— И... — удрученно ответил Клюев.
— То-то и оно, что не дело. Как минимум еще одну копию надо сделать.
— Не очень я, понимаешь ли, этим делам обучен, — Клюев пожал плечами.
— Вестимо. В зубы кому-то дать или пристрелить кого-то — ума много не надо.
— Ты уж меня, похоже, совсем за полудебила держишь.
— За «полу», но не «совсем», — признался Беклемишев.
— Скажи спасибо, что я у тебя в гостях, и что ты полуинвалид.
— Лучше такой полуинвалид, как я, чем такой... Короче, дальше по тексту. Давай-ка, пока время есть, перегоним на моей «Соне».
Когда кассета была переписана и запись проверена, Беклемишев нашел, что внешний облик Клюева совсем не подходит для визита к высокому должностному лицу.
— Нет, серьезно, для пивной ты одет вполне презентабельно, для сходняка типа кинофестиваля «Кинотавр» или «Киношок» тоже сойдешь, но даже в приличный кабак — там, где голые девки, расстегаи и шампанское в ведерках со льдом, тебя в таком виде не пустят. Штаны мятые, куртка засаленная, туфли стоптанные. В твоем Сыромятино, среди бандитов и рэкетиров, твоих дружков, ты, возможно, пользуешься авторитетом. Но здесь, мой друг, Москва, столица России. Здесь, как нигде, встречают по одежке.
— Кончай трепаться, Кирюха. Ты хочешь предложить мне свой фрак?
— Я не могу тебе его предложить, потому как в нем ты будешь выглядеть очень жалко по причине твоего хлипкого телосложения.
— Нет, ты не можешь предложить мне его по причине отсутствия оного предмета.
— Ладно, добудем мы тебе одежонку, — Беклемишев поскреб густую щетину на подбородке.
Взяв радиотелефон и пощелкав кнопочками, он заговорил голосом служебно-озабоченным.
— Здравствуй, Александр Павлович. Послушай, в интересах дела надо срочно одеть для официального визита молодого мужчину. Нет, дело в том,
Отключившись от незнакомого Александра Павловича, который «не Слава Зайцев, но все-таки», Беклемишев критически оглядел приятеля.
— И ботиночки у тебя хреноватые. Ладно, двинем за зипунами.
По пути они заехали в какой-то дом моды. Зеркала, мрамор, бархатные драпри, кожаные кресла, роскошные ковры — в такой обстановке Клюев не то чтобы терялся, но слегка скучал. Беклемишев же, несмотря на свой не очень салонный облик, не ощущал и подобия скованности. Он сразу обратился к какой-то молодой женщине, показавшейся Клюеву по меньшей мере референтом министра или переводчицей МИДа.
— Анжела Валерьевна, я от Александра Павловича... Да,
Анжела Валерьевна. Заранее благодарен, Анжела Валерьевна. Идемте, Евгений Федорович.
— Ну, брат, ты даешь, — шепнул Клюев Беклемишеву, когда тот тащил его в какую-то комнату вслед за великолепной Анжелой Валерьевной.
Здесь, когда Анжела Валерьевна удалилась, Клюев переоделся в свежий «андер-вер», как обозвал это Беклемишев то есть, в нижнее белье, белые шелковые носки, ослепительно-белую сорочку, шелковый галстук и костюм из великолепной шерсти светло-синего цвета.
— Во, блин! — восхитился Беклемишев. — Хорошо, что я тебя побриться заставил. Теперь ты как Ван Дамм в Каннах выглядишь. Но туфли у тебя все одно хреноватые. Ладно, у нас тридцать пять минут осталось до времени официального визита, а мы тут топчемся... Куда ты свои обноски денешь? Все в ту же сумку? Там же у тебя суперразоблачительный материал, нищеброд. Жалко тебе своих тряпок? Как это в чем? В этом великолепии и останешься. «Баксов» пятьсот все стоит — по их меркам даже, без учета таможенных сборов, лицензий и прочего воровства. Да-да, костюмчик твой, навсегда. Форэва, гай, андэстенд? Ладно, сквалыга хренов, прячь свои лохмотья поскорее, сматываемся отсюда.
Уже в автомобиле, несущемуся по Садовому кольцу, Клюев попытался выяснить, каким образом костюм останется в его безраздельном и бессрочном пользовании.
— Да что ты привязался, елкин пень? Оказал я услугу этому Александру Павловичу, теперь он мне услугу оказал. И я тебе сказал, да. А ты мне, в свою очередь — позволил на себя, такого, полюбоваться. Может быть, у меня сексуальная переориентация произошла. Ладно, кончай трепаться, слабоумный. Перекладывай свой компромат вон в тот кейс. Кейс там оставишь. А как ты себе все это представляешь — ты к нему вошел, бумажки вынул, кассету вынул, а кейс с собой обратно унес? А он куда все это положит? Ох, Тьмутаракань, мать-перемать! Ты к заместителю генерального прокурора идешь, тебя туда по высочайшей протекции пропускают. Не по моей, разумеется, протекции. Ты, блин, и «пушку», кажется, в новые штаны переложил? Молодец — к заместителю генерального со «стечкиным» идешь! Конечно, конечно, ты бы и сам сообразил. Только когда? После того, как я тебе напомнил. Не дрейфь, там в вестибюле дежурный, он пропуск выпишет, он же и объяснит, на какой этаж и в какую комнату. Ах, ты и в этом случае сообразил бы? Со стрельбой туда вломиться — это бы ты сообразил.