Серый кардинал
Шрифт:
— Отчего же, — живо возразил Мудров, — мне семь лет было, когда война закончилась, так что я все хорошо помню.
— Но «наркомовские нормы» ты в те времена все равно не принимал еще, — тот, кого Мудров называл Геннадием Трофимовичем, раздвинул в улыбке бледные губы. — Вот, а этим ребятишкам дрянь разную кололи. Водка, она тоже хороша, конечно, здорово страх глушит. Только она координацию при этом нарушает, да и самооценку алкоголь завышает. Глупая удаль получается. Дзот собой закрывать можно, а вот подобраться незамеченным к дозорному душману и голыми руками бесшумно снять его «поддавшему» сложновато. А после приема этих препаратов голова ясной оставалась, чувства обострялись даже, реакция лучше обычной
— А тебя волновало? — прищурился Мудров.
— Не звезди, товарищ генерал, — спокойно ответил Геннадий Трофимович. — Не хрена мне про политчасы напоминать, в печенках они сидят. Звездоболили много, врали, юлили, сочиняли — вот в чем причина всех наших бед. Молчать надо было, да дело делать. Я так и поступал. Мне Героя не за звездобольство дали и не за то, что я задницы генеральские лизал.
Он помолчал, Мудров тоже не возобновлял беседы.
— Для нас это дело привычное — подраненного товарища добивать, — спокойно и устало заговорил Геннадий Трофимович после паузы. — Когда академик этот блаженный на сходняке — на съезде депутатов, что ли? — вякнул про то, что добивали, мол, своих раненных, как все взвились, как затопали, как зашикали! А что же их, раненных, на растерзание «духам» оставлять было? Мертвые, они не только сраму не имут, но и боли не чувствуют. Такой, значит, расклад получается. Так и с Толькой. Да и в строку вроде все получается, а, Владимир Викторович? Все, как по-писаному. Теперь самое время вражин найти и обезвредить, как в книжках писали. А менты могут дело закрывать: преступники пали жертвой — как там опять же нынче пишут: междоусобиц или кровавых разборок. Преступник, он и есть преступник, чего его жалеть.
— Да уж, менты только обрадуются. Они, похоже, только и умеют, что дела закрывать. Это же надо, проворонили волчар...
6
Ненашев увидел проходившую Анжелу и испытал чувство, которое, как ни крути, следовало бы назвать досадой. Он подумал, что выглядит сущим клошаром (а вообще-то российское «бомж» более пристало бы) на фоне этого создания, этой девушки, для которой выглядеть элегантной было столь же естественно, как ходить или дышать. А на нем — клюевская рубаха, клюевские туфли (хорошо хоть размеры совпадают) да собственные заношенные штаны. И неизвестно, сколько времени предстоит пробыть на таком подпольном положении.
«Прежде чем переходить на нелегальное положение, надо создать партию, чтобы потом на взносы попивать пивко с ветчиной, как господин Ульянов, или щеголять в такой же шикарной шубе, как пламенная Сажи Умалатова.»
— Буон джорно, синьорина, — Ненашев чувствовал, что улыбается он грустно. «Да-да, абраччо ми, аморе миа.»
— Буон джорно, — улыбка девушки, в отличие от ненашевской, выглядела открытой и радостной. — Я очень рада видеть вас.
— Э вэро? В самом деле?
— Конечно! — она взяла его руку в свою, гибкую и прохладную. Для этого ей пришлось перебросить кейс, который она несла, в другую руку.
— Вот, вам стоит оценить мою обязательность. Контрабандный груз доставлен. Расписки с вас я брать не буду, но ваш друг Тенгиз очень волновался, дойдет ли посылка по назначению. Я его заверила, что все сделаю, как надо, что чемоданчик не присвою, потому что вы — тоже мой друг, и я вас не могу обмануть. Ваш Тенгиз — потрясающий мужчина. И совсем нетипичный грузин.
— Почему нетипичный?
— Ну, он серьезный, официальный такой. Он, наверное, очень высокий пост занимает? Может быть, член правительства, да?
— Почти что...
— О! Значит, я в вас не ошиблась, — теперь улыбка Анжелы содержала изрядную дозу лукавства.
— Не ошиблась во мне? Хм, рагацца, к’э бурла? Это шутка, девушка?
— Никаких шуток! Мне очень жаль, что я произвожу на вас впечатление легкомысленной особы. Возьмите же ваш валиджиа.
— Мольто грациа.
— Пер фаворе.
«Вот, — с тоской подумал Ненашев, — теперь бы с ней сходить куда-нибудь надо, а с финансами выходит совсем по классикам: только на кефир Бендер и выделяет. А тут — такая фемина, такая фемина...»
— Тенгиз сказал, что вы знаете, как его открывать.
— Что? — Ненашев оторвался от раздумий на тему, как жить дальше, если жить не на что.
— Чемоданчик, — Анжела показала на кодовый замок.
— Ах да, конечно.
— Послушайте, Костя, у вас усталый вид. Вы вообще производите впечатление человека, у которого масса нерешенных проблем — или даже неразрешимых проблем. Вам необходимо встряхнуться, — она посмотрела на него с выражением доброжелательной озабоченности.
«О, в последнее время я встряхиваюсь, пожалуй, даже излишне интенсивно, девочка.»
— Наверное, — улыбнувшись бледной улыбкой, согласился он.
— Знаете что, вот я как наберусь наглости, да как приглашу вас к себе в гости.
«Вот это, как говаривали во времена моих родителей, номер.»
— С превеликим удовольствием, — теперь Ненашев улыбался не в пример более живо. — А это далеко отсюда?
— Костя, — укоризненно произнесла Анжела, — ведь встречались с вами в подъезде моего дома. Не знаю, что там делали вы, там ли живет ваша тетя, которая так неожиданно заболела, но вообще-то у меня сложилось впечатление... Словом, так уходят от любовницы при наличии законной супруги.
Смех, вырвавшийся у Ненашева, с полным основанием можно было назвать нервным.
— Анжела, у вас прямо-таки... сверхразвитое воображение.
— Нет, — она взяла Ненашева под руку. — Скорее всего, профессиональное.
— Профессиональное?!
— Не пугайтесь. Могу спорить, что вы сейчас подумали, то я путана. Ситуация, достойная быть зафиксированной анекдоте... Нет, я психолог — по образованию.
— Ого!
— Вот вам и «ого». Я даже стажировалась за границей. И где-нибудь, а в Юнайтед Стейтс. Правда, стажировкой в строгом смысле слова это нельзя было назвать — обычный студенческий обмен. Их студенты ехали в Совьет Раша — это ведь еще при Союзе было — в МГУ, а я, соответственно, в университет, основанный когда-то монахом Гарвардом. Ах, как давно это было, я уже такая древность.
— Вы?!
— Ну да, ведь мне уже целых двадцать три года.
— О, в таком случае вы, безусловно, правы — относительно древности.
— Иронизируете?
— Наверное. Анжела, а как же тогда ваш итальянский?
— Какой там итальянский? Кухонная латынь, две-три сотни слов и десятка два расхожих фраз. Блажь все, как вы догадываетесь. И потом ведь вы же первый начали. Ко мне еще никто не приставал... извините, не знакомился со мной так оригинально. Вам этот язык, наверное, нужен профессионально. Впечатление «крутого» бизнесмена, катающегося в Италию каждую неделю, вы не производите. Значит, вы какой-нибудь Джеймс Бонд — действующий или в отставке.