Серый волк, белый конь
Шрифт:
— Гуси-лебеди.
Стая летела над лесом, выстроившись в идеальный клин, словно отряд истребителей. Серые крылья казались стальными, вытянутые шеи со свистом разрезали воздух. В Дубравках тоже заметили их приближение. За частоколом вынырнули головы в блестящих шлемах, послышались крики. У ворот засуетились люди, стягиваясь в поселение. Дубравки ощерились луками, резкий крик — и в небо взмыли стрелы. Лада прижалась к шее коня, зажмурив глаза. Стрелы просвистели над путниками, гуси резко рассредоточились, выстроились в линию. Ворота с грохотом захлопнулись за Ладой.
— В
Проша вытащил из-за плеча дубинку, загородил девушку. Колобок подпрыгивал на месте.
— Метни меня в них! — прохрипел он. — Как ядро. Главное — раскрути хорошенько. Сумеешь крученый бросок сделать, а, кудрявый?
Лада спешилась, привязала поводья к кольцу в стене. Воин стащил с головы шлем, пшеничные волосы рассыпались по плечам.
— Марьяша! — обрадовался Волк, превратившись в человека.
— Волк! — обрадовалась девушка и с размаху влепила ему пощечину.
— А ты, Волк, оказывается, кобель, — протянула Лада.
— Лада, я все объясню…
— Сначала мне объясни, скотина, — Марьяша пылала гневом. Светлые волосы, достигающие лопаток, разметались, голубые глаза горели. Тем не менее, девушка успевала хозяйничать по дому — зажгла светильник в углу под иконой, одним движением расстелила вышитую скатерть на широком столе, расставила глиняные плошки, бухнула в центр чугунок с картошкой, от которой поднимался пар. Лада следила, как на столе появляются маринованные грибочки, соленые огурчики, сало, нарезанное прозрачными ломтиками. За хозяйкой наблюдать тоже было одно удовольствие — высокая, статная, красивый разворот плеч, на щеках румянец, крепкие бедра туго обтянуты серыми штанами — такую приодеть, или, скорее, раздеть, и хоть сейчас на обложку Sport Illustrated.
Изба Марьяши была подстать хозяйке — крепкая, добротная, без изысков, но очень опрятная: накрахмаленные занавески, скобленый пол, в побеленной печи теплится огонь. На брусчатых стенах развешано оружие: два меча, щит, лук и полный колчан стрел.
Волк подвинул к столу деревянную лавку, уселся.
— Виноват, — покаялся он.
— Да что он натворил? — спросила Лада, с трудом отрывая взгляд от стола.
— Живую воду украл! — Марьяша уперла руки в боки. — А как в доверие втирался: то комплимент отвесит, то улыбнется, то «ах, Марьяша, как вкусно ты пахнешь».
Лада насторожилась. Это звучало очень знакомо.
— Да ты тоже мне авансы раздавала! — возмутился Волк. — А сама хотела в Дубравки меня заманить. Я едва на службу не подписался, насилу опомнился. О, Волк, у тебя такие сильные руки, да такие острые зубы, защити меня, нежную хрупкую девушку. Хотя девушка сама кого хочешь защитит.
— У меня были благие намерения, — сказала Марьяша. — Мне в Дубравках воины нужны. После смерти папы, воеводы, осталась я за главную. А в дремучем лесу, сам знаешь, жизнь не сахар. То оборотни кур перебьют, то медведь в теремок прет на зимовку, то вон гуси-лебеди буянят. А ты Волк, хоть и обманщик, а воин справный. Лучник из тебя, конечно, как с меня гусляр, но в ближнем бою ты хорош. А как часовому тебе
Над крышей раздался гул, как будто над ней пролетел самолет, и Лада вжала голову в плечи.
— Не бойтесь, в дом гуси не сунутся, да и в потемках они плохо видят, сейчас пару кругов сделают и в лес на ночлег полетят. В последнее время что-то неладное творится, — Марьяша жестом пригласила всех к столу, — Гномы по дорогам шмыгают, ищут кого-то, лешие попрятались, а теперь гуси-лебеди от Кощеевой башни прилетели. Надо было мне сразу догадаться, что без тебя, Волк, не обошлось. А ну признавайся, куда живую воду дел? Это бесценный эликсир!
Лада вспомнила, как протирала бесценным эликсиром саднящие от верховой езды ягодицы, и едва не подавилась картошечкой.
— Хотел я живой водой Ивана-царевича расколдовать, — нехотя признался Волк.
— Ошибся ты рецептом, — усмехнулась Марьяша. — Его только царевна оживить сможет. Поцелуем.
— Вот, собственно, ее и веду, — кивнул Волк на Ладу.
Марьяша с интересом уставилась на девушку, которая застыла с набитым ртом.
— Ой, простите, ваше высочество, что я так по-простому. И угощение без изысков…
— И обращение хамское, — подхватил Волк.
— А ведь могла бы и догадаться. Вон какая вы нежная, беленькая, ручки маленькие, не то, что мои грабли, — Марьяша опустила на стол широкую загорелую ладонь, ногти на пальцах были коротко обрезаны. — А уж кудри какие золотые — загляденье! Я свою солому как ни кручу — никакого эффекту.
Лада растерялась от внезапного к себе интереса, на языке вертелся совет промывать волосы живой водой, но тут в дом вошел Проша.
— Беляш в конюшне, накормлен-напоен, Колобок с ним остался. Говорит — не любит в избы заходить. Воспоминания детства у него травмирующие, — Проша стянул с себя рубашку и обратился к Марьяше. — Хозяюшка, нет ли у тебя нитки с иголкой? Зашить прореху надо.
Лада понимающе посмотрела на расплывшуюся в глупой улыбке Марьяшу. Сама она к виду полуголого богатыря более-менее привыкла, но внезапное появление всех этих кубиков и мускулов и на нее действовало отупляюще.
— Нитка с иголкой есть? — терпеливо повторил Проша.
— А, да, сейчас, я сама зашью, — Марьяша взяла у него рубашку, медленно пошла в соседнюю комнату, периодически оглядываясь. — Вы садитесь, располагайтесь, — донеслось оттуда. — Кушайте на здоровье.
— То Волчица, то дочь воеводы, — перечисляла Лада, накалывая хрустящий огурчик, — ты, Волк, популярен.
— Я же не виноват, что неотразим, — Волк придвинул к себе тарелку с салом. — Да и вообще, кто старое помянет, как там дальше, Проша?
— Береги платье снову, а честь смолоду, — ответил богатырь. — Коли ухаживал ты за Марьяшей, то и женись.
— Мудрая мысль, — крикнула Марьяша.
— Да не ухаживал я! — рассердился Волк.
— А кто мне песни пел под луной? — спросила из соседней комнаты девушка.
— Я волк, это у меня в крови — на луну выть.
— Да, поешь ты так себе, — подтвердила Марьяша. Она вышла, протянула рубашку Проше. — Готово.