Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
Шрифт:
Несколько позднее осмотр сада был дополнен прогулкой верхом по соседним кафеталям, на которую все четверо отправились, последовав предложению Исабели. В этот день она все время испытывала потребность в движении; оно отвлекало ее, помогало забыться. Вчерашнее объяснение с Леонардо отнюдь не удовлетворило девушку, к тому же ей грустно было покидать свой тихий дом и любимого отца, и теперь ею владело странное возбуждение, нечто вроде лихорадки — безошибочный признак недуга, носящего название ностальгии.
Так прошел день 23 декабря и настало печальное утро 24-го. Еще до рассвета один из конюхов отправился в Гуанахай с тремя лошадьми сменной упряжки. Кабриолет был заложен, и молодцеватый,
Исабели хотелось сократить мучительные для всех минуты расставания, и потому, быстро обняв и поцеловав отца, она приняла руку, учтиво предложенную ей Леонардо, и с глазами, полными слез, вышла в западную аллею парка, где стоял ожидавший путниц экипаж. Исабель, ее тетушка и сестра были одеты в строгие дорожные платья из темного шелка и соломенные шляпки, введенные в моду француженками и несколько напоминавшие видом каскетки. При появлении Исабели толпа ожидавших ее рабов пришла в движение, послышался ропот, перешедший затем в общий вопль, или, вернее, в монотонные, повторяемые множеством голосов звуки сложенной накануне песни: «Нинья уезжает, нас, сирот, оставляет». Теперь, под светлеющим небом нового дня, уже начинавшего золотить верхушки высоких деревьев, слова эти, произносимые многоголосым хором, звучали торжественно.
Такие проводы явились совершенной неожиданностью для Исабели и окончательно ее расстроили. Повернувшись к толпе рабов, она в знак прощания помахала им платочком и быстрыми шагами направилась к коляске. В этот миг она увидела надсмотрщика Педро.
Он держал под уздцы коня для Леонардо; конь танцевал на месте и беспокойно грыз свои серебряные удила, а Педро стоял, высоко подняв голову, неподвижный точно изваяние, и не произнося ни слова; распахнутый ворот рубахи открывал его крепкую шею и часть мощной, мускулистой груди, — вы приняли бы этого атлета за Спартака, но первобытная и наивная души его была чувствительна, как у слабой женщины. С ним рядом так же недвижимо и молча стояла с ребенком на руках его жена; лицо ее выражало самое искреннее огорчение, и по черным, эбеновым щекам катились крупные слезы. Растроганная не меньше своей рабыни, Исабель положила руку ей на плечо и, наклонясь к младенцу, запечатлела на лбу его нежный поцелуй, а затем, обращаясь к Педро, промолвила:
— Смотри, Педро, не забывай того, что я тебе наказывала.
И она поспешила сесть в экипаж.
Рабы только и дожидались этой минуты, чтобы выказать Исабели, быть может — несколько назойливо, свою любовь и благоговение. Особенно горячо изъявляли свои чувства негритянки. Убедившись, что госпожа их и в самом деле уезжает, они плотным кольцом окружили китрин, а самые бойкие старались заглянуть под его опущенный верх и, по своему обыкновению, одна громче другой истошными голосами кричали:
— Прощайте, нинья Исабелита!
— Скорей приезжайте обратно, нинья Исабелита!
— Там только не оставайтесь, заступница вы наша!
— Да пребудут с вами господь бог и пресвятая дева!
Выкрики эти, которые мы, с позволения читателя, перевели с жаргона на правильный язык, сопровождаемы были всевозможными изъявлениями любви и привязанности, на наш взгляд довольно необычными: юной госпоже бесконечно целовали ножки и ласково их пожимали, когда же она пыталась отстранить слишком усердных,
Невежественные и наивные, но вместе с тем наделенные чутким сердцем, эти бедные рабы видели в Исабели прекраснейшее из всех созданий, существо почти неземное и сверхъестественное, и как умели, то есть неуклюже и грубовато, выказывали ей свою любовь, или, скорее, свое чисто языческое преклонение.
Постепенно, однако, просьбами и мягкими увещаниями Исабель убедила отойти от экипажа даже самых неистовых и велела трогать.
— Нет, такие сцены не для меня! — воскликнула она, заливаясь слезами.
Леонардо, садясь на коня, окинул презрительным взглядом толпу рабов, с плачем и криком теснившихся у китрина, и громко произнес, так что Педро, державший под уздцы его коня, услышал эти слова:
— Ох, огреть бы их плеткой как следует! Небось угомонились бы.
Леокадио попросил Исабель прилежнее править пристяжною, и когда наконец девушка, опомнившись, взяла вожжи в руки, экипаж успел уже выехать за ворота поместья и приближался к межевым знакам западной части кафеталя Ла-Лус.
Глава 3
Куба, Куба! В тебе отразилось,
Как в кристалле чистейшей породы,
Все прекрасное в мире природы,
Все ужасное в мире людей.
Именем Вуэльта-Абахо или, иначе, Вуэльтабахо кубинцы называют область, лежащую к западу от Гаваны и простирающуюся приблизительно от Гуанхая до мыса Сан-Антонио. Места эти славятся превосходными сортами табака, выращиваемыми здесь в плодородных долинах многочисленных рек и в особенности на южных склонах горного хребта Де-лос-Органос. Название свое местность получила, видимо, не случайно, поскольку сравнительно с плоскогорьем, описанным нами выше, область Вуэльта-Абахо представляет собой низину.
69
Перевод А. Энгельке.
Понижение рельефа начинается в нескольких милях западнее Гуанхая, и вместе с рельефом резко меняется весь ландшафт. Здесь иного цвета земля, иной состав почвы, иные растительность и климат, иной характер земледелия. Спуск в долину настолько крут, что путникам, едущим с плоскогорья, Вуэльта-Абахо кажется расположенной под обрывом; тем же, кто одет снизу, предстоит тяжелый подъем в гору.
Сверху, с этой обрывистой кручи, глазам путешественника открывается такой грандиозный по своей необъятности простор, такая бескрайняя ширь, какой не вместит в себя ни одно живописное полотно, не обнимет разом человеческий взор. Вообразите равнинное на первый взгляд пространство, раскинувшееся на западе до самой дымки далекого горизонта, с севера ограниченное грядою высоких лысых дюн, тянущихся вдоль побережья океана, а на юге — цепью крутых и высоких гор, отрогов обширного массива Вуэльта-Абахо. Равнина эта, как мы уже сказали, кажется плоской лишь издали, в действительности же представляет собою ряд чередующихся долин, лощин и оврагов, образовавшихся по течению бесчисленных рек и ручьев, что сбегают с северных склонов горного кряжа и затем, петляя, несут свои медлительные воды к нездоровым низинам Мариеля и Кабаньяса, теряясь среди здешних обширных болот.