Сессия в условиях Талига
Шрифт:
Оборвали все струны и морду набили.
Ну и пусть – все равно вам меня не сломить.
Ну и пусть – у меня запасных струн комплект,
Вот сейчас натяну и устрою концерт.
– Окделл, уймись! – донеслось до меня сверху. – Нам и без твоих песен проблем хватает!
Что же, это прекрасный повод продолжить. Сесть, привалившись к холодной стене, опустить на согнутые колени связанные руки и напевать погромче.
Трепещите враги: я уже начинаю,
Буду песни орать я всю ночь напролет.
Краем глаза чего-то не то
Отойди от меня с этим кляпом, урод!!!
Рот заткнули, но я все равно не смолчу,
Песню я вам назло до конца домычу.
В этот раз мне ничего не сказали, только кто-то из них, топая, пошел наверх. Чувствую, я сейчас славно огребу за “урода”, однако нет, чесночники, несмотря на то, что я им ездил по ушам, вели себя вполне мирно. Один даже принес мне вполне приличную еду и вино, хотя я ожидал, что бросят миску чесночной похлебки с куском хлеба и кувшин воды.
– Ешь, Окделл, – сурово сказал южанин, опуская на пол поднос. – И молчи. Пожалуйста.
Ну что же, они сами попросили… К тому же, постебался и хватит, злить своих тюремщиков мне сейчас ни к чему. Поев и опустившись на принесенный кем-то тюфяк, я принялся размышлять о сущности бытия, потому что больше, по сути, и не о чем.
====== Глава 96. Как быть пленником – 2 ======
Второй допрос не произвел должного впечатления на меня, потому что немножко обделенные умом южане задавали те же вопросы, давая мне потрясающую возможность односложно отвечать. Про Штанцлера, про Карваля, про мелкого Карла, который совсем не виноват в своем загадочном происхождении. И все-таки королем ему не быть – разумеется, если сейчас я выживу.
Теперь Дювье заметно нервничал. Интересно, почему? Надо будет потом в этом разобраться, по возможности. Откинувшись на спинку дивана, я размышлял о великом, пока сержант самозабвенно на меня орал. Что ему неймется? Наверное, чересчур из-за смерти Карваля переживает, но я не мог поступить по-другому. Этот чесночник неотесан и туп, ему не понять, что на троне нужен истинный Ракан, а не чей-то бастард Карл.
– Катарину нашу в опасности бросил! Приди помощь раньше – она выжила бы!
– Она не ваша, – пояснил я вежливо. – Она – общественное достояние.
– Да как ты смеешь?!
В ответ я пожал плечами и закинул ногу на ногу. Как смею? Очень просто – взял и сказал то, что думаю. А они сразу распсиховались и начали вопить, теперь уже квартетом. Да, чесночников в кабинете было четверо, забавное и странное совпадение.
– Надо было тебя в Доре пристрелить!
– Ах ты!..
– Занха на лбу написана!
– Серьезно? – я дотронулся до лба. – Краской или углем? Следов, вроде нет…
– Окделл, не паясничай! – рявкнул Дювье. – Ты хоть понимаешь, в каком положении находишься?
Насчет положения требовалось сказать что-нибудь крайне остроумное, однако тут я прикусил язык. Всему должен быть предел. Если чесночники разойдутся, то пустят мне пулю в голову, прежде чем я успею сказать “Ракан”.
– Генерал бы хотел убить тебя, я не сомневаюсь, – заговорил сержант тише. Я задержал дыхание, чтобы не вдыхать чесночную вонь. – Вот только теперь монсеньору решать. На его месте я бы…
– Но вы не на его месте… – прохрипел я, прекрасно понимая, что играю со смертью. – Поэтому уберите кинжал и отпустите мои волосы.
Недовольно что-то ворча, чесночник выполнил мою скромную просьбу, с ненавистью на меня взглянул, а потом уставился в окно. В каком-то смысле я понимал его чувства – если бы убили моего человека, я бы тоже старался отомстить. Но не самосудом – нет. Это неприемлимо, как я считал. Но кто вразумит неумытый сброд из Эпинэ? Пусть даже они верно служат Роберу, это не меняет ничего. Остается надеяться на то, что Робер скоро сам приедет сюда и меня отпустят. Ведь я убил только Карваля, а обвиняли сразу в четырех смертях. Неправильно это. Несправедливо.
Вопросы, что стали задавать на третий день, звучали уже серьезнее – чесночники отошли от праведного гнева и расспрашивали меня о причинах смертей Катарины, Штанцлера, Карваля и Розалин. Ну, с королевой-то все понятно, кинжалом я ее не бил, хотя очень хотелось. Фрейлину я не толкал – она подвернула ногу и очень неудачно упала. Штанцлера застрелил Карваль, это можно было легко проверить по количеству пуль в моем пистолете. Там не хватало лишь одной, это меня оправдывало. А объяснять причину убийства генерала я наотрез отказался.
– Это касается только меня, Катарины и Карваля, – вот, что я сказал им, резко и решительно. – Не верите мне – позовите Робера. Ему меня судить, а не вам. Могу вам рассказать об ызаргах, что судили барса.
– Тоже мне… – пренебрежительно фыркнул Дювье.
На большее его не хватило, тем более, что все свое отношение ко мне он уже высказал и прислали письмо из дворца. Робер Эпинэ сухо написал своим подчиненным, что я должен быть вывезен за город и там ждать его. Что на меня не должны совершаться покушения, а любого, кто попытается, следует расстрелять на месте. Вот как… Моя жизнь стала более ценной после того, как Робер прочитал оставленное мной письмо. Или дело в другом.
Ехали мы долго и дороги я почти не запомнил, с кислым видом трясясь в неудобной телеге чесночников. Хуже всего то, что на меня надели ручные и ножные кандалы, ржавые, зато легкие. Интересно, откуда? Из Багерлее взяли списанное и отработанное железо? Впрочем, скоро я наловчился скрипеть и звенеть этими цепями, как бы невзначай, однако чесночников это сильно злило. Ноги мне в итоге освободили, ура! Но самое плохое – это чей-то чудовищный и пристальный взгляд, кажется свыше. Создатель гипнотизирует? Да ладно, как не крути, а я атеист. Но все равно что-то мешало мне оставаться полностью спокойным.