Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
Женщина прервала уборку и подошла к Рэйчел. Тоже посмотрела на окно и сказала:
— Страшное дело война… правда же? Все эти ребята так и не пожили нормальной жизнью, не увидели, как их дети растут… да и детей-то не успели завести.
Рэйчел кивнула и заметила:
— Здесь несколько одинаковых фамилий. Братья, должно быть. Как ужасно — потерять сразу двоих сыновей или братьев. — Она взглянула на списки еще раз и добавила: — Смотрите-ка, Чапмены гибли в обеих войнах. Наверное, это отец и сын?
— Не знаю. Наверняка родня какая-нибудь, конечно. — Женщина улыбнулась. — Мы ведь
— Спасибо, — сказала Рэйчел. — Пожалуй, так и сделаю.
— Его зовут Адам Скиннер.
Рэйчел еще раз поблагодарила женщину, и та снова взялась за уборку. На выходе из церкви Рэйчел купила открытку с изображением западного окна и буклет об истории церкви. Просмотрев его, она нашла абзац, посвященный окну.
Витраж западного окна изображает притчу о добром самаритянине, который ухаживает за раненым путником на обочине дороги.
Это произведение сэра Говарда Моргана было установлено в церкви сэром Фредериком Херстом в память о его сыне Руфусе, погибшем в битве при Инкермане в 1854 году.
Под этим мемориальным окном находятся таблички в память павших в двух мировых войнах с именами всех прихожан, погибших на фронте. Следует отметить, что в деревне есть еще один мемориал: девять ясеней в роще, посвященной памяти тех, кто отдал свои жизни в 1914–1918 годах. Ясени были подарены деревне сэром Джорджем Херстом, сын которого, Фредерик, погиб в битве на Сомме в 1916 году. Они освящены приходским священником Генри Смолли в 1921 году в память обо всех павших.
Выходит, с сожалением подумала Рэйчел, информацию об Эшгроуве может найти любой — достаточно прочитать краткую историю церкви. А вот о людях, которым он посвящен, ничего не известно.
Рэйчел решила непременно обратиться к пастору и выяснить, не сможет ли он помочь ей достроить интересующие ее генеалогические деревья. Однако прежде нужно было встретиться с Сесили Стронг.
Когда Рэйчел пришла в коттедж Сесили, оказалось, что старушка уже ждет ее — с булочками на столе и с кофейником наготове. Они расположились в тесно заставленной вещами гостиной, среди бесчисленных украшений и сувениров — памятных вех долгой жизни Сесили, — и хозяйка налила в чашки кофе.
За кофе Сесили сказала:
— У меня есть фотография, на которую вам, пожалуй, интересно будет взглянуть. Это Уилл. Снимок сделан во Франции. Уилл прислал его нам.
Она взяла со стола богато украшенную рамку с фотографией и протянула ее Рэйчел. С коричневатого, цвета сепии, снимка весело улыбался Уилл Стронг. Рэйчел с минуту разглядывала его и, почти не думая, пробормотала:
— Такой молодой!
— Семнадцать лет, — тихо сказала Сесили. — Всего семнадцать.
Рэйчел вернула фотографию, и Сесили, поставив ее обратно на стол, сказала:
— А теперь рассказывайте, что хотите выяснить.
— Да. — Рэйчел отставила чашку. — Мне нужно найти родственников тех, в честь кого посажен Эшгроув. Я хочу написать хорошую статью об Эшгроуве, о том, что он значил для людей в то время, когда его посадили, и что он значит для людей сегодня. Мне кажется, будет ужасно, если его просто срубят для удобства застройщиков. Я знаю, вы тоже так думаете, поэтому хотела узнать, не можете ли вы помочь найти живых родственников тех людей, в честь которых он посажен.
— Попробовать могу, — с сомнением сказала Сесили, — но они ведь почти все разъехались. А зачем они вам?
— Видите ли, мне кажется, что Майк Брэдли и его фирма тоже будут их искать, и мне хотелось бы по возможности опередить их. Я хочу узнать, что они на самом деле думают и чувствуют, пока им не предложили взятку, чтобы они не поднимали шум.
— Взятку? — В голосе Сесили послышалось изумленное негодование.
— Ну, скажем так, побуждающий стимул, — сказала Рэйчел. — Они назовут это компенсацией. Дело в том, что «Бригсток Джонс» слишком много теряет, если эта сделка сорвется, а разрешение на застройку вполне может зависеть от разрешения родственников вырубить деревья. Выгоднее заплатить родственникам — пообещать им новый мемориал вместо Эшгроува и живые деньги в придачу.
— Ну, моего согласия они не получат, — решительно заявила Сесили, — ни за какие деньги.
— Да, но этого может оказаться недостаточно, чтобы спасти деревья. Вся суть Эшгроува в том, что это общий мемориал, где увековечена память всех павших, без различия званий и происхождения. Может быть, им даже окажется достаточно срубить не все деревья, а только некоторые, но это все равно будет означать гибель мемориала в целом.
Сесили мрачно кивнула:
— Понимаю. Выходит, я не смогу им помешать.
— В одиночку, пожалуй, нет, — согласилась Рэйчел, — но я составила здесь список всех, чьи имена там увековечены. — Она достала из сумки лист бумаги и посмотрела на него. — Капитан Фредерик Херст. О нем вы мне уже немного рассказывали в прошлый раз, а теперь я выяснила еще кое-что. У него была дочь Аделаида, которая родилась уже после его смерти, а потом его жена вышла замуж второй раз, за человека по имени Ричард Энсон-Грейветти. Я читала заметку о похоронах сэра Джорджа в 1921 году, и там сказано, что они приезжали его хоронить. А вы помните те похороны? Вы ходили?
— Вся деревня собралась, — ответила Сесили. — Я, конечно, была еще ребенком, но помню, что занятия в школе отменили в знак траура, и нас всех выстроили у дороги, когда гроб несли из поместья в церковь.
— А его невестку вы не запомнили? Или девочку? Ей тогда было лет пять.
— Наверное, я про них знала, — с сомнением в голосе проговорила Сесили, — но видела ли их самих, сказать не могу.
— Например, за чаем в клубе после похорон?
— Нас, детей, на чай не звали, — сказала Сесили. — Нас отправили играть на улицу. Все взрослые ушли в деревенский клуб, и там были какие-то речи и все такое, но нас это не интересовало — мы просто радовались, что в школу идти не надо.