Сестры
Шрифт:
Мальчик покраснел и отвернулся. Поковырял каблуком мягкий асфальт и сказал:
— Женя, приходи к нам на стадион. В воскресенье игра будет. Я вратарем. Против наших «Чистых прудов» знаешь кто? Сборная «Воронцово поле». Дело будет! Приходи.
— А нам можно? — пропищала из окна Майя.
— Мы все придем! — пробасила Аля.
Девочки подхватили:
— Все! Все!
— И пожалуйста, приходите! — Витя повернулся и, не оглядываясь, пошел по раскаленной улице.
Девочки выскочили на крыльцо. Испугался! А
— Кто это, Женя, кто?
— Это… — Женя засмеялась. — Это Хомич с Чистых прудов, вот кто!
Глава двадцать третья. Где Зина?
Московский поезд прибыл на станцию Минск вечером. Анна Игнатьевна Журавлева с чемоданом в руках обогнула заново отстроенный вокзал. У подъезда стояли машины. Водитель старенькой, видавшей виды «эмки» заметил женщину-подполковника и спросил:
— Товарищ Журавлева? Я за вами.
Он распахнул дверцу.
Анна Игнатьевна сунула чемодан в глубину машины, на покрытый ковровой дорожкой пол, а сама села рядом с водителем.
— Прикажете в гостиницу?
— А разве у вас гостиницы восстановлены?
— Не шикарно, но жить можно. Номер для вас заказан.
Анна Игнатьевна не выспалась, в ушах все еще отдавался стук колес. «Хорошо бы отдохнуть… Нет, сначала дела», — подумала она и коротко сказала:
— Поехали в управление.
Машина пересекла площадь и очутилась на широкой пустынной улице. Многоэтажные дома застыли в мрачном молчании.
«Эмка» поравнялась с огромным угловым зданием. В его окнах не было не только стекол, но и рам. Двери сорваны. Сквозь них виднелся не потолок и не крыша, а затянутое облаками вечернее небо.
— Это он, отступая, все повзрывал, — хмуро проговорил водитель.
Гнетущее чувство охватило Анну Игнатьевну. В столице Белоруссии, в этом красивом, большом городе, она бывала до войны несколько раз. И сейчас, глядя из машины, она с ужасом думала: что наделали фашисты!
Машина пронеслась мимо наполовину вырубленного сада. Дальше начался квартал бесформенных каменных развалин. Среди руин за широкими сводами ворот приветливо светились окошки нового двухэтажного здания.
— Детский дом, — сказал водитель. — Его отстроили еще год назад. Сразу как паши освободили город.
Огоньки горели ярко и весело. Они как бы говорили о том, что свет и жизнь победили мрак и смерть. И на душе у Анны Игнатьевны полегчало. Как это хорошо и как справедливо, подумала она, что одно из первых зданий, отстроенных в этом израненном городе, именно детский дом!
— А вот Дом правительства. Целехонек! Фашисты не успели его взорвать, — сказал водитель. — А жилые дома, вон те, только что восстановлены. А там дальше — корпуса, их тоже возводят заново.
Анна Игнатьевна повсюду видела леса, подъемные краны, экскаваторы. Крепко, видно, взялись… Через год-другой Минск будет, пожалуй, красивее прежнего.
Возле нового, только что покрашенного, как и все его соседи, здания автомобиль остановился. Анна Игнатьевна вошла в вестибюль. Здесь тоже все было с иголочки. На стенах и потолке — свежая краска. Диван, стулья, стол — из светложелтого, не успевшего потемнеть дерева.
Дежурный у входа откозырял:
— Кабинет начальника прямо по коридору.
В кабинете тоже еще пахло краской.
— Здравствуйте, товарищ Гаврилюк!
Невысокий майор милиции торопливо поднялся из-за стола навстречу Журавлевой. Анна Игнатьевна протянула ему свою маленькую крепкую руку:
— Так вы знаете, зачем я приехала? За Зиной Максимовой.
— Да… но, товарищ Журавлева…
Анна Игнатьевна сделала вид, будто не замечает его смущения:
— Так-так, я слушаю.
Майор остановился посреди комнаты:
— Товарищ Журавлева, вы же сами знаете. — Он провел рукой по своим светлым, зачесанным назад волосам. — Мы эту девочку, к сожалению, не нашли. Я вам писал… Придется запастись терпением.
— Терпением? — горячо сказала Анна Игнатьевна. — Да ведь сестренку-то ищет маленькая девочка! У нее не осталось никого из родных. Вы это понимаете?
Анна Игнатьевна взялась за высокую спинку стула. Но вместо того чтобы сесть, она вдруг резким движением отставила его в сторону и повернулась к майору:
— Активнее надо искать, товарищи!
— Мы ищем!
Майор вынул из письменного стола толстую кипу бумаг и подал Журавлевой.
Анна Игнатьевна принялась рассматривать бумаги, папки, раскрывать конверты, перебирать пожелтевшие от времени, покрытые почтовыми штемпелями открытки.
Майор объяснял:
— Мы сначала спрашивали жительниц, у которых отчество Васильевна. А когда это ни к чему не привело, подумали: да, может, отчество-то здесь ни при чем, может она просто из Василева! И опросили все село Василево. Это ничего не дало. Вот здесь, — он раскрыл длинный список, — Зины Максимовы — те, что находятся в детских домах, и усыновленные. В этой папке — тетя Паша, к которой сходятся все нити. Но о ней ничего нового нет. Все тот же тупик! Она скорее всего погибла… Я уж не говорю о том, что мы опросили всех взрослых жителей Залесья и другие районы обшарили… Да вы почитайте, посмотрите сами.
Майор, видимо, ожидал, что строгий подполковник на этот раз скажет хоть слово одобрения. Ведь целый год искали, да розыск и сейчас продолжается.
Анна Игнатьевна молча попыхивала папиросой.
Майор не выдержал:
— Мне кажется, я делаю все, что возможно, товарищ подполковник!
Журавлева снова затянулась папиросой и в раздумье, медленно проговорила:
— Да ведь понятие о возможном у каждого свое. Я, например, так понимаю: когда найдем, тогда скажем — сделали все возможное.